Надя вдруг заплакала, и Данила пожалел, что выставил на стол бутылку водки. Чего он не выносил, так это пьяных женщин: вторая жена оказалась алкоголичкой, лечиться не хотела, да и толку… При разводе Данила оставил ей квартиру, которую она продала и потихоньку пропивала, но его это уже не интересовало.
– Я не от водки плачу, одну рюмку выпила. Просто жалко – и мужа, и детей… И себя. А выхода нет. В однушке тесновато, а кооператив не потянем мы… (прим.: жилищный кооператив, альтернатива современной ипотеки).
Данила ужаснулся: однокомнатная квартира на семерых! Сколько они за неё выручают в месяц? Данила прикинул, сколько. Получилось немного. А им надо платить за дом, за землю, за электричество, надо одевать и кормить пятерых детей… Решение пришло быстро:
– Так продали бы дом, и купили большую квартиру.
– Кто ж его купит? Лес на участке старый, деревья падают, их спиливать надо. Да и дом обветшал.
Данила, которому владелец участка уступил-таки в цене, лихорадочно соображал, сколько потребуется денег, чтобы спилить десяток деревьев и «довести до ума» дом. Выходило, что хватит. А не хватит, возьмёт кредит.
Надежде за дом и за участок он заплатил не торгуясь, хотя сотка земли в Заветах Ильича стоила возмутительно дорого. И не торопил с отъездом, пока Захаровы не купят квартиру. Если решил быть честным, будь им до конца, говорил дед. С квартирой Данила им помог, нашёл в посёлке неплохой вариант, рядом школа и детский сад. Михаилу пообещал место шофёра в адвокатской конторе. – «Машина твоя, ремонт за счет фирмы, оклад, премия и отдельная премия за переработку» – сказал ему Данила, и Михаил долго тряс его руку.
Через два месяца ему принадлежали полгектара земли и дом, который называл усадьбой. Кредит в сбербанке пришлось всё же взять. Данила вспоминал длиннокосую девушку, оформлявшую ему кредит, и как она вскидывала на него глаза, чёрные как непроглядная ночь, и как она спрашивала:
– Вы не торопитесь? Я в первый раз кредит оформляю, поэтому так медленно, но я постараюсь побыстрее.
– Нет уж, пожалуйста, не старайтесь, лучше меньше, да лучше, как мой дед говорил. Вообще-то это Ленин говорил, – объяснил Данила.
– Кому говорил? Вы его знали? – Глаза широко распахнулись, и Данила поразился, какие они глубокие. Как космос… – То есть, не вы, а ваш дедушка.
Данила вынырнул из космоса и рассмеялся:
– Вообще-то, он не говорил, он писал. А дедушке семнадцать было, когда Ленин умер, так что познакомиться они не успели, – пошутил Данила. И зачем-то добавил: – А прадед мой был чекистом, знаменитым.
– Рот закрой, чекист. Закройте, то есть, – поправилась Нина. – Я документ оформляю. Вдруг ошибусь?
Данила подавился смехом. Отшили. Его виртуозно отшили. Вот так номер, чтоб я помер. Такого в его жизни ещё не было. А девушка за стеклом снова улыбалась, старательно заполняя графы договора красивым почерком, почти каллиграфическим.
Потом, когда он приехал платить по кредиту, девушки уже не было.
– Дерябина? Она в другой смене работает. Вам она лично нужна?
– Я у неё кредит оформлял, вот приехал платить…
– Вам в седьмое окно. Пройдите.
В следующий его визит неуловимая Дерябина взяла отпуск, а потом и вовсе перешла в другой филиал. Данила задал себе вопрос: зачем он хочет увидеть её ещё раз? И не смог на него ответить. Почему у него не получается выкинуть её из головы, почему он всё время думает о ней: где она? с кем она? как проходят её дни?
19.Суженый-ряженый
Дни проходили в суете, не сравнимой с библиотечным торжественным покоем, властвовавшим в залах и коридорах, отражённым во взглядах посетителей, в шелестящем тихом шёпоте, в поскрипывании стульев, во вздохах старых каталожных шкафов. А вечера она проводила вдвоём с зеркалом, наслаждаясь тишиной – после людского многоголосого гомона, утомительного стрёкота роботронов, назойливо лезущих в уши разговоров, маятного ожидания инкассаторской машины… Толпящихся у входа на эскалатор людей, таких же усталых, как она сама.
Зеркало излучало спокойную доброжелательность. Новая хозяйка не так уж плоха – вычистила оправу так, что засверкал каждый завиток, а стекло вымыла жидкостью для автомобильных стёкол, и теперь оно сияло, словно благодарило Нину за заботу и потраченное время.