На сердце легла печаль – тяжёлая, как сосновый брус. Домой возвращаться не хотелось, и неожиданно для себя она решила поехать на кладбище к отцу. «Приеду и всё ему расскажу. Может, тогда станет легче…». Дорога неблизкая, но время у неё есть. Время и желание.
* * *
Пробираясь по узкой тропинке между оградок и утопая каблуками в раскисшей от дождей глине, Нина резко остановилась: на могиле рядом с папиной угощалась компания, шестеро взрослых и ребёнок. Взрослые разливали водку в пластиковые стаканчики, заедали бутербродами – поминали. Мальчишка носился вокруг как подорванный, рвал на чужих могилах цветы, потрошил венки, расплетая проволоку, и радостно орал. Никто его не останавливал.
Нина решила подождать, когда они уйдут. Ждать пришлось долго, ноги в кожаных полусапожках замёрзли и, кажется, промокли. Наконец компания закончила трапезу (что за странный обычай, есть и пить на кладбище!) и направилась к выходу – по тропинке, по которой пришла Нина. Она шагнула за куст сирени: не хотела, чтобы её видели. И с удивлением узнала Зинаиду Леонидовну с сестрой и Кирю со Светланой. За ними шли две женщины, наверное, какая-то дальняя родня. А малолетний вандал оказался Вадиком. Четырнадцать лет, а вести себя так и не научился. И лицо как у семилетнего ребёнка. Дебил, догадалась Нина. Он же дебил! Диагноз врачи поставили верный… Бедная баба Зина…
Дождавшись, когда родственники свернули с тропинки и вышли на аллею, Нина поспешила к отцу. На могиле – две гвоздики, заботливо поставленные в банку с водой, и забытая салфетка с лежащим на ней бутербродом. Или не забыли, оставили на помин души? Что за обычаи такие, колбасу оставлять на могиле!
Бутерброд Нина завернула в салфетку, убрала в пакет, выбросит, когда пойдёт обратно. Цветы тоже выбросила, а в банку поставила свои. И вздохнула. Побыть с отцом наедине сегодня не получится: за две могилы от неё какой-то парень красил масляной краской прутья ограды, насвистывая «Сулико». Что за дурацкая манера свистеть на кладбище! Это же… Это же кощунство! А песня не отпускала, бередила сердце.
Долго я бродил среди скал, я могилу милой искал,
Но ее найти нелегко. Где же ты, моя Сулико?
Увидал я розу в лесу, что лила, как слезы, росу.
Ты ль так расцвела далеко, милая моя Сулико?
Я могилу милой искал, сердце мне томила тоска.
Сердцу без любви нелегко. Где ты? Отзовись, Сулико!
– Перестаньте! На кладбище свистеть нехорошо, это неуважение к усопшим, – не выдержала Нина.
– Так я как раз из уважения! Отец эту песню любил, я для него… Постойте! Это вы? Это вы?!
Парень бросил кисть и ломился к Нине через кусты как медведь, повторяя: «Подожди, не уходи, подожди…»
Нина с удивлением узнала в нём своего первого клиента по выдаче кредита.
– Вы меня помните? Я у вас кредит оформлял.
– Беседин Данила Миронович, целевой кредит на приобретение загородной недвижимости, 75 процентов оценочной стоимости, 5 процентов годовых, – улыбнулась Нина. – И адрес помню, Кутузовский проспект, 32, квартира 28 (прим.: Кутузовский проспект, – престижный район Москвы, где традиционно живёт московская элита и баснословно дорогие квартиры).
– Ну у тебя и память!
– Да мне запоминать не надо, у меня тоже дом 32, квартира 28… раньше была.
– Так и у меня – была, – рассмеялся парень. – Я её продал и дом купил, с участком. Места красивые, воздух хоть наливай и пей, и белки по деревьям лазают. В Заветах Ильича, где цековские дачи (прим: государственные дачи членам Центрального комитета коммунистической партии Советского Союза предоставлялись в аренду бесплатно; 6 ноября 1991г. Указом Президента Ельцина деятельность руководящих структур компартии была прекращена).
– Врать нехорошо. Неприлично. Там сотка земли двести тысяч стоит, а кредит ты взял полтора миллиона, что на него купишь?
У Данилы глаза полезли на лоб.
– Всё-то ты знаешь! Сказал же, квартиру продал, отцовскую. Ну не могу я там жить! Не могу. Всё напоминает… Осуждаешь?
– Нет, что ты! Как я могу осуждать, за что?
– За память. Отца предал, во сне теперь снится. Вспоминания предал.
– Никого ты не предал. Воспоминания забрал с собой, а папина душа в новый дом прилетает, в твои сны. Мне домой пора, до свидания. Было приятно вас увидеть. Тебя.
– Это ты лихо зарулила, домой. А свидание… когда? Ты же сказала «до свидания».
Не давая Нине вставить слово, Данила рассказывал про Ярославское шоссе, на котором в час пик не протолкнёшься. Про дом, который он не променяет ни на какие блага столицы и доживёт в нём до самой смерти. Про воздух, который не воздух, а сплошные витамины. «Лишь тот, кто витамины пьёт, до самой смерти доживёт» – вспомнилось Нине. Она рассмеялась и села к нему в машину, и Данила отвёз её домой.