И вот теперь эта комната передо мной. Заперта на тот самый замок.
***
Вначале мне был слышен лишь лязг и грохот. Как-будто что-то тяжелое катится по железному настилу. Подойдя ближе, я разобрал ритмическое постукивание под ужасную мелодию. Это была детская песенка. Пел тонкий мультяшный, какой-то неестественный голос. Отвратительная, навязчивая мелодия, навсегда застрявшая в моей голове. Я с трудом вспоминаю слова, поскольку куплеты никогда не повторялись, а припева и вовсе не было. Зловещие, жестокие стихи, исполняемые детским голосом, были омерзительны. Голосок с какой-то дикой злобой пел о том, что где бы дети ни жили, куда бы они ни хотели попасть – мечта их всегда сбудется. За ними приедет паровоз, прилетит самолет, если надо – то и корабль подберет их с пристани, а самых нетерпеливых увезут на гоночной машине. Эй, кому-то смешно? Кто- то радуется путешествию? Не стоит торопиться. Место, куда их отвезут, не сулит им большого счастья. В этом месте не будет игрушек, там часто плачут, детям там очень больно и никогда не выйти на улицу. Там нет родителей. И даже бабушка не заберет их вечером. Будет много слез, много наказаний. Злые игры и доктор с уколами. И никогда, никогда больше им не вернуться. Потому что возвращаться-то некуда.
Песня сменилась свирепым смехом, в котором не было ни капли радости или детского счастья. Больше похоже на злорадное глумление жестокого ребенка, который радуется страданиям своих обидчиков.
Из щели под дверью лилось странное мерцание. Словно там в темноте работал телевизор. Я забежал на кухню и, подставив табуретку, заглянул в окошко. Голубоватое свечение, неясные очертания стен. Чтобы разглядеть, что там творится, пришлось прижаться к окошку вплотную.
Первое, что я увидел – детская железная дорога, по рельсам скачет паровозик. Отсюда не слышно лязга. Песенки тоже не слышно. Рельсы по всему полу. Вдоль дороги разбросаны игрушки. Казалось, их долго терзали собаки. Клоун с выбитыми зубами, мишка без лап, кукла, из глаз которой торчат карандаши, какие-то ужасные солдатики, марионетки на нитках и везде медицинские предметы: скальпели, капельницы, шприцы, биксы. К железной дороге приближаются дети: девочка лет восьми, пацан постарше, парень-переросток с глупой улыбкой, одетый не по возрасту. Внезапно появилась женщина в огромных очках, со злым лицом. Убрав с рельсов клоуна, она ногами отбросила кубики. Мальчишки сели на корточки, девочка встала на колени, аккуратно расправляя подол голубого платьица. Женщина повернулась к окошку, заставив меня вздрогнуть. Но она не смотрела на меня. Ее взгляд уперся во что-то подо мной. Она шевелила губами, но я ничего не мог расслышать. Поезд тронулся. Вот прошел тяжелый, размером со старинную швейную машинку, черный паровоз, за ним – вагонетка с углем, три пассажирских вагона, цистерна. Замыкала поезд плоская платформа на колесах. Тетка развернула огромный цветастый платок. В платке – детский сандалик, железный пистолет, похожий на люгер, и птичка-свистулька. Дети зажмурились, словно от удара. Лишь парень-переросток, глупо улыбаясь, потянулся к свистульке. Женщина злобно ударила его по руке. Парень испуганно одернул ее назад. И вот предметы уложены на платформу. Поезд тронулся. Все зорко следили за его движением. Люгер и сандалик спокойно лежали на платформе. Свистулька, задрожав, перекатилась к краю.
Переросток напрягся, напряглись и мальчишка с девчонкой. В глазах женщины блеснуло дьявольское злорадство. Она снова посмотрела в мою сторону и сделала движение рукой, словно просила кого-то подняться с пола. Поезд поехал быстрее. Свистулька прыгала у самого края платформы. Я невольно посмотрел на бедолагу-переростка. Животный панический ужас застыл в его поросячьих глазках. От страха он грыз свою майку.
Свистулька сорвалась и упала. Парень бросился на пол, закрыв голову руками. Девчонка с мальчишкой отползли вглубь комнаты. Я заметил исступленное ликование женщины. Она подошла к парню, схватила его за волосы, дернула. В это время какое-то омерзительное существо выползло на свет. Несомненно, это был человек, во всяком случае, гуманоид. Полз он, волоча кривые худющие ноги. Колени были вывернуты назад, и это было по-настоящему страшно. Пропорции тела выдавали в нем ребенка, но ростом и размером он был много больше. Его лицо было ужасно. Огромные желтые глаза, поражавшие своей диспропорцией. Один глаз – выше лба, второй – чуть ли не на щеке. Носа не было, вместо него зияла глубокая рана. Кожа свисала с лица лохмотьями. И это мерзкое чудовище с землистым шершавым телом, покрытым струпьями и язвами, улыбалось безгубым окровавленным ртом. Приблизившись к парню, существо стало наносить ему удары, стараясь попасть по лицу. Женщина выворачивала бедняге голову, чтобы существу было сподручнее бить. Я стоял, оцепенев от ужаса.