– Кема, миленькая, я все понимаю. Я веду себя, как осёл. Я сейчас тебе ничего не могу объяснить. Прошу просто поверить.
– Ну так ищи сам, зачем я тебе?
Я не мог ожидать иной реакции. Она ходила за мной по пятам, а я, как сумасшедший бомж, рылся в вещах, выворачивал шкафы, залезал под кровати, обшаривал антресоли. Обыскивал все комнаты подряд, не придерживаясь намеченного плана. Плевать. На всё было плевать. Я знал одно – мне нужно найти этот чертов сандалик. Схватился за наши записи, искал сандалик в списках найденных вещей, потрошил чемоданы. Кема включила какую-то мелодраму. Делала вид, что смотрит. Затем бросила пульт на диван. Стала помогать.
Мы рылись как умалишенные. Пыльные, грязные, перерывали старые сундуки, горы тряпья, саквояжи. Залезали в углы, покрытые паутиной. Снова читали тетради. Все-таки это была хорошая идея – составить списки вещей в доме. Жаль, что описать удалось лишь половину. Я разбирал пенал, когда Кема закричала страшным голосом. Я бросился к ней. Кема держала раскрытую тетрадь. Черной пастой красивым женским почерком в середине страницы было размашисто написано: «Набор красных жестяных банок для крупы, кофе, сахара, муки. Пустые. В банке для соли – детская сандалия».
Я подхватил Кему и расцеловал в обе щеки. Так целуют питомцев или собутыльников. Женщин – никогда. Даже по пьяной лавочке. Впрочем, озорная Кема и сама была рада, словно пират, отрывший несметные сокровища. Мы одновременно бросились на кухню, никто не хотел уступать в первенстве, в итоге банка полетела на пол и, покатившись, ударилась об стену. Красный сандалик вывалился подошвой кверху. Я осторожно взял его, словно чудную маленькую зверушку, и крепко прижал к груди. Кема смотрела на меня, а я понимал, что находка – ее заслуга. Я бы уж точно не стал совать нос в эти банки. А Кема, судя по всему, это сделала, причем оставила сандалик на прежнем месте. Хотя сама Кема утверждала иное. Она готова была поклясться, что никаких жестяных банок с обувью не находила. Но почерк был, несомненно, ее. Я аккуратно положил сандалик на столешницу. Я отдам его Люсеньке, надеюсь, она придет. Настроение значительно улучшилось. Обычный кусок резины и цветной кожи. Но такой нужный. Почему? Тогда я еще не знал. Вспомнил, что давно не ел.
– Кема, у нас есть что-нибудь на обед?
– Уже вообще-то ужин, мой пыльный друг.
– Ура, ужин, ужин! И что же у нас на ужин?
– Сначала мыться, а потом уже ужин.
– А можно – ты помоешься, а я тебя тут подожду?
– Нет. За стол сядут только те, кто вымылся.
– Хорошо. Убедила.
– И не вздумай снова залить пол. Я приду и проверю.
– А можно, я приду к тебе и проверю?
– Можно.
И это ее «можно» осталось одним из самых ярких воспоминаний моей жизни. Сказала она это тихим, слегка дрогнувшим голосом. После такого «можно» не нужны никакие уточнения. Все предельно ясно. И это было восхитительно. Я бросился в душ, наскоро помылся. Яркий лучик внезапного счастья на секунду дал мне поверить, что все будет хорошо. Тревога, депрессия, безысходность отошли на второй план. Хотелось есть, пить, веселиться, слушать громкую музыку. Хотелось жить. Едва смыв мыло, я ринулся в ванную Кемы. Дверь была незаперта. Я осторожно ее открыл. Кема мылась за шторкой. Шторка налипла на тело, открывая взору девичьи прелести. И какой смысл в таких прозрачных занавесках? Впрочем, это было уже неважно. Отдернув штору, я ступил под горячие струи ее душа. Кема резко отвернулась от меня, но не прогнала, а лишь промолвила:
– Совести у вас нет, Максим. Как не стыдно пялиться на голую женщину.
В ответ я просто обнял ее и… Думаю, нет смысла описывать то, что происходит между мужчиной и женщиной в таких ситуациях. В тот день мы спустили с цепи всю нашу нежность, все наши чувства, которые так долго прятали. Нас ничто не заботило, ничто не тяготило. Мы просто были друг у друга. И больше никого на целом свете. Впрочем, наверное, в этом месте, населенном лишь фантомами, так оно и было. Не помню, как мы очутились в кровати, где снова любили друг друга. Я целовал Кему, шепча, что все у нас будет хорошо, что мы выберемся. Она мне верила. Я знаю это. Мы забыли про ужин. А ведь с него все начиналось. Не в силах расстаться, мы уснули, крепко обнявшись. Горячие угольки страсти в ледяном мире призраков.
***
А ночью пришла Люсенька. Она стояла и смотрела на нас. Я резко накинул полотенце, попросив Люсю подождать в другой комнате.