– Можно? – Кема указала на дрожащую в полочке у подлокотника бутылку минералки.
– Конечно, но она теплая, и я из нее уже пил.
Кема сделала пару глотков. Украдкой стерла помаду, но я все равно заметил. Почти на выезде мы встряли в пробку. Кема опустила стекло. В салон ворвался свежий ветер. Он разнес запах моего парфюма. Кема придвинулась ко мне, почти уткнулась в мою шею и спросила:
– «Живанши»?
– «Клиник».
Наконец нам удалось выехать из города, подобрав Дэна. Кема немедленно пересела к нему назад. Со мной они почти не разговаривали. Я был их водителем. До соседнего городка добрались за полтора часа. Городок умирал. Работы не было, зимой отключалось отопление, холодная вода в кране считалась удачей.
Дэн устал целоваться. Принялся меня троллить. Каждая история выставляла меня в невыгодном, смешном и обязательно нелепом свете. Иногда упоминал мои достоинства, делая акцент на том, что все они – лишь счастливое стечение обстоятельств. Я молчал. Хотелось вытащить его из машины и надавать по морде. Кема, почувствовав напряжение, постаралась перевести тему. Она сообщила, что мы едем на юбилей ее дедушки. Дедушку она любила с детства, сама выросла в этом городке.
Когда-то ее дед возглавлял крупный градообразующий завод. Получал премии, жилье для своих многочисленных родственников. Со временем ему удалось выбить три квартиры в одном подъезде, причем на одном этаже. Дед сделал проходы в стенах, в итоге получилась одна огромная восьмикомнатная квартира. Дед не хотел, чтобы семья передралась из-за наследства. Живешь – живи, всем места хватит. Уехал – пеняй на себя. Кто-то из детей так и жил с ним, кто-то переехал. Младшая дочь была единственной его отрадой, заботилась о нем, вела хозяйство. Бабушка рано стала болеть. В основном лежала дома, в своей комнате, или в больнице. Отец Кемы женился и переехал в город. И вот теперь Кема не упускает случая проведать любимого деда. К несчастью, с ним в комплекте шла многочисленная шумная родня, у которой к ней одни претензии. Кема не хозяйка, у Кемы нет детей, а главное, она до сих пор не замужем. Забрать бы деда в город – да родня в жизни не отпустит, потому как живут в его огромной квартире, на его пенсию, да и вообще негоже куда-то двигаться, где родились, там и помереть надо.
Дэн сообщил, что его привлекает выход в массы, прикосновение к простому народу, пастораль и обыденность сельской жизни. Врет он всё. Просто обожает эпатировать публику, быть в центре внимания. Я спросил, будут ли родители Кемы. Она ответила, что нет. Родители жили в Москве. Ее отец с дедом не общались.
***
Я припарковал машину на пустыре рядом с домом. Пыльный, выжженный двор. Ни одного человека, ни детского смеха, ни лая собак. Только жаркое марево. Мы зашли в прохладный подъезд, поднялись на четвертый этаж. Он был последним в доме. Зеленая лестница вела на чердак. Я посмотрел на часы – три минуты второго. Кема открыла незапертую дверь. Нас особо не ждали. Несмотря на раннее время, веселье было в разгаре. Закуски начаты, горячее подано. Бутылки наполовину выпиты. За столом не хватало стульев. Кема поцеловалась с дедушкой, обняла тетю, остальным родственникам просто кивнула. Мы пожали руки имениннику и мужчинам за столом. Нам принесли стул и табуретку. Дэн, разумеется, занял более удобный стул. Я еле уместился на табуретке между Кемой и неопределенного возраста родственницей.
Еда была неважная. Салаты порезаны крупно и неаккуратно, в совсем не праздничных тарелках – дешевая колбаса, оплывший сыр. Вечные куски жареной курицы с янтаринками жира. Хозяйка предложила домашней лапши. Я даже растерялся. Кто ест лапшу на день рождения? Кема и Дэн согласились. Какой-то мужик с краю стола предложил выпить, не побеспокоившись о том, что ни у Дэна, ни у Кемы не налито. Я налил себе компоту. Кеме налили дешевого вина. Дэн отказался пить, спросив, нет ли у меня в машине бутылочки спиртного. Я все еще был зол на него, но, перекусив, остыл. Сказал, что есть ром, который я припас на воскресенье. Дэн немедленно послал меня за ромом. Разумеется, я пошел. Гостей мои перемещения совершенно не заботили.
Я вышел на площадку. Прикуривая сигарету, скорее почувствовал, чем услышал какой-то неприятный гул, а может быть, звон, шедший из-за соседней двери. Тогда я не обратил на это внимания. Спустившись во двор, забрал бутылку уже горячего рому и обошел дом в поисках магазинчика, чтобы купить льда. Почему-то я был уверен, что на именинах льда нам не подадут. Ни льда, ни магазинчика я не нашел. Вернувшись в подъезд, снова услышал странный гул, теперь к нему прибавились вибрации. Как будто стоишь у музыкальной колонки, и грохочущие низкие басы заставляют твои внутренности прыгать, словно мячик.