– Дядька, ну скорее же. Скорее. Там он, точно там. С Витьком играли, я в карман его сунул. А потом сиганули с крыши, убегая от Чемодана, вот и выпал, наверное…
Ничего не понимая, я выскочил на площадку. Стены, склады, бочки, железные двери, горы мусора, арматура. Ржавые вагоны, проволока. Закуток заводского двора. Костик машет мне руками, сам выйти не может. Умоляет что-то искать, пальцем показывает выстрелы. Люгер. Конечно, люгер. Но где его искать? Что он там говорил? Прыгал с крыши с другом. Чемодан? Потерял?
В голове все перемешалось. Ясно было одно. Костик почему-то считает, что его люгер где-то здесь. Я начал обшаривать двор, траву, вагоны. Пистолета нигде не было. Пока ползал по закуткам, обдумывал его слова. Пацаны играли на заводе, куда-то побежали, откуда-то сиганули и люгер потеряли. Эх, жалко Костика не слышно. Я пару раз подходил к нему, но он лишь торопил, показывая пальцем на воображаемые часы на левой руке. Приходилось возвращаться к поискам. Внезапно двери распахнулись. В шапке-ушанке, грязной кацавейке и необъятных брезентовых шароварах на меня с палкой бросилась отвратительная небритая рожа, запитая в синьку.
– Ах ты ж етить твою мать-перемать, ты это как на завод проник-то, сволочь?!
Пьяница размахнулся было, но я крепко схватился за палку и повалил его в пыль. Прижав ему шею длинной жердью, оказавшейся черенком от метлы, я грозно зашипел:
– Ты кто такой? Что надо?
Дед захрипел, запричитал:
– Сторож я, сторож здешний. Михал Семеныч Нетребко.
Сторож Нетребко вяло сопротивлялся, силы покидали его, он кряхтел, просил отпустить. От него разило диким перегаром. В таком состоянии дома отсыпаться надо, а не нарушителей задерживать. Я отпустил старика. Он тут же отполз к куче битого кирпича, прижался к ней спиной и жалобно запричитал.
– Конечно, старика обидеть – всякий горазд. А чтобы премию там или награду какую – не дождешься. Я же тут, почитай, с сорокового года бессменно работаю. Ни тебе жалоб, ни нареканий. Ну выпивал пару раз… Так что же за это? Увольнять сразу? Ты-то сам кто таков будешь?
Я не удостоил его ответом. Вместо этого задал вопрос, который меня беспокоил больше всего:
– С сорокового, говоришь? А сейчас какой?
– Так сорок девятый же, ты чего…
Голова у меня пошла кругом, я глупо посмотрел на Костика, который все еще махал мне из прохода. Чтобы хоть немного прийти в себя, я достал сигареты, закурил, угостил деда. За этим занятием придумал такую чушь, что самому было стыдно вспоминать. Хотя тогда моя ложь сработала и принесла определенный результат. Михал Семеныч в его состоянии мог поверить во что угодно.
– У тебя пацаны тут давеча играли, ты сына дипломата угробил, слышишь?!
– Какого еще, етить, дипломанта?
– Такого. Пацаны у тебя тут играли, один из них – сын дипломата. Ты их шуганул, так они с крыши прыгнули. Одному ничего, второй ноги переломал, в больнице лежит.
– Ты о чем паря, были нарушители, так я же по закону…
– По закону? Протокол задержания где? Сигнал где? Говори, гнида, или веди к главному. Если документов нет – тебе знаешь, что будет за сына дипломата? Вышак светит. Телефон где? Сейчас в НКВД звонить будем.
– Погоди, погоди. Ну не оформил я их, просто шуганул… че будет-то теперь?!
– Расстрел, расстрел непременно… покушение на иностранного гражданина, при нынешней-то ситуации в мире…
– Ешкин кот, да какой расстрел… че делать-то?
– Меня слушаться. Все сделаешь, как я скажу, отпущу по-хорошему…
Сторож осовело мигал глазами. Я все время думаю, что бы случилось, будь он трезв. Но сейчас, пьяный в хлам, он воспринимал любой бред, как прописную истину. А может быть, понимал, что явись сейчас комендант, милиционер или иной чекист, пьянство на заводе ему явно не простят. Расстрел – не расстрел, но лагеря обеспечены.
– Мужик, а ты-то кто, сам-то кто ты?
– Конь в пальто. Ты что думаешь, у нас дети иностранцев просто так по улицам гуляют? Без наблюдения?
– Так документик бы надо для порядку. Ксива, она, того…