В одну из ночей они унесли Митю. Хлопотали над могилой допоздна, расстелили платок. Костик помнит, как услышал грустные причитания. Словно связанный зверь, кто-то бился под шелковой тканью. Митина мать со своей товаркой крепко держали сверток. Костик парил над ними до самой дороги, а дальше ему лететь было нельзя. Женщины медленно шли вдоль трассы, пока не поймали попутку. Костик даже думать не хотел, что они сказали водителю про свою страшную поклажу.
Он вернулся обратно к могиле. Холмик был в порядке. Да и тело Мити осталось на месте. Костику до сих пор непонятно, что они тогда унесли. Мать еще несколько раз приходила на кладбище, но к Митиной могиле больше не приближалась. Лишь выломала табличку с его именем. Фотографии у Мити никогда и не было. Мать больше интересовали другие могилы, она могла часами ходить, чего-то записывать. В основном это были могилы детей и лишь дважды она приближалась к могилам взрослых, но еще не старых мужчин. Компаньонка матери бывала с ней несколько раз. Женщины шумели, бурно что-то обсуждали, спорили. В одну из ночей в платке утащили Валеру. Костик встречал их еще несколько раз, заставая за попытками похитить других детей, но почему-то у них ничего не получалось. Однажды в ненастный день, когда хлестал яростный ливень, платок лег на могилу Люсеньки, девочки, которую похоронили совсем недавно. А после ее похищения женщины надолго пропали. Сторож, единственный живой сосед Костика, получил тогда червонец, бутылку водки и две сельди в пакете. Неизменная плата за каждый визит этих страшных женщин. Сторож заперся в своей времянке и напился в хлам, проклиная судьбу и зло матеря обеих. Могилка Костика давно провалилась, никто за ней не ухаживал много лет. Сверху подхоронили пару бомжей. А потом и вовсе отвели этот участок кладбища под дорогу. И все же Костика как-то разыскали. Однажды он очнулся от того, что ему стало нестерпимо тяжело. Давно забытое чувство. Он бился, кусался, да только ничего не вышло. И вот с тех пор он в этой квартире. Не знает, сколько, но очень долго.
Митя набирался сил, питаясь от Костика, Валерки и Люси. Нет, он не кусал их и не ел. Просто смотрел, зло и жестоко. Не было боли, не было особого страха. Но в конце не оставалось сил. И это было хуже всего. Быть опустошенным, не способным двинуться. Иногда Мите нужно было сразу троих, иногда достаточно было лишь одного Валерки. Мать (Костик не знал, что ее звали Зиной, я сказал ему об этом) не могла навредить им, но она брала швабру, обматывала ее платком и била детей. Через платок боль была ощутимой. В то время они еще могли сбегать из дому, парить вокруг него, но Зина звонила гадалке, и та собирала их снова, творя ужасные ритуалы. Впрочем, Валерка никогда не сбегал. Он был послушным и добрым мальчиком. Только очень глупым. Он не понимал, где он, что с ним происходит, но на судьбу не жаловался. А вот Люся и Костик всё понимали. И старались спрятаться. Их жестоко наказывали, но они все время искали возможность сбежать навсегда. А еще – много мечтали. Мечтали, что, если удастся сбежать, они обязательно поженятся. А потом Зина сильно поссорилась с гадалкой. Гадалка ушла, плюнув на порог, Зина сошла с ума, а потом и вовсе ее забрали люди в белых халатах. Дети рванули из квартиры прочь. Не получилось. Они были словно привязаны к дому. За одну ночь Митя превратился в страшное уродливое создание, потеряв человеческий облик. А Зина вернулась через несколько дней. Что она сделала, с кем договорилась – неизвестно. Да вот только теперь все поменялось. Зина с Митей устроили настоящую охоту за детьми. Если ловили – жестоко пытали, издевались, но удовольствие получал только Митя. Зине было безразлично. Дети научились прятаться в этом маленьком мирке. Теперь границей стал не двор, а дом, сама квартира. Окна и двери – непреодолимая преграда. Дети смогли двигать комнаты, затрудняя поиск. Митя слабел, мать становилась все злее и яростнее. Если ловила – издевалась беспощадно. Однажды Люсеньке удалось задержать ночь на два часа. В итоге они сбили ритм времени. Лето, зима, день, ночь, дождь, пурга – теперь все смешалось. Зато скрываться стало много легче.