— Почему я? Сам сходи.
Бунт на корабле надо было гасить в самом начале.
Приподнявшись над напарником ( я был выше и шире Шихмана), я особенно добро улыбаясь, сообщил, что Павел может сделать осознанный выбор: либо бегать по поручениям, либо самостоятельно забивать эти бесчисленные норковые шапки и «кольцо обручальное, проба триста семьдесят пять, вес около двух грамм, размер семнадцать». А игру с самолетом-невидимкой мне придется стереть, так как компьютеру катастрофически не хватает оперативной и долговременной памяти.
Посмотрев на свои желтые от табака ногти, бригадный генерал ВВС США Шихман сказал, что всегда мечтал выполнять мелкие поручения, связанные с оздоровительной ходьбой. А для дальних походов он готов предоставить свою «ласточку», при условии, что я выпрошу у начальника деньги на бензин. Больше конфликтов по поводу подчиненности у нас не было, никогда.
Жизнь отдела уголовного розыска Дорожного РОВД подчинялась нехитрым правилам. Не считая заместителя начальника РОВД по оперативной работе, начальника розыска и двух его заместителей, в списках личного состава числилось двадцать оперов, из них шесть — старшие оперативные уполномоченные, а также пять, введенных совсем недавно, младших оперуполномоченных. Утро начиналось в восемь часов сорок пять минут на общегородском селекторном совещании в Ленинской комнате, где районные отделы отчитывались перед городскими и областными управлениями о проделанной работе за прошедшие сутки и принимали позу ответственности за наиболее резонансные преступления, случившихся на их территории. В условиях господства социалистической теории, что преступность является родимым пятном капитализма, и каждое преступление должно быть раскрыто, любой сотрудник МВД был виноват всегда. В половине десятого оперативники собирались в кабинете начальника розыска, докладывали планы на день, получали неотложные задания и были свободны до восемнадцати часов вечера. Ты мог пойти в кабинет и завалиться спать, поехать на пляж или домой, делать давным –давно обещанный ремонт, купаясь в счастливых глазах супруги. Расплата за все наступала вечером. В восемнадцать часов мы вновь собирались в кабинете начальника, где коротко докладывали о свершениях за день подвигах. После чего начальник или ведущий совещание заместитель, открывал заветный журнал и развод личного состава вступал в свой апофеоз.
— Ну, у кого есть раскрытие? — руководитель обводил тяжелым взглядом опустивший глаза долу т потупившийся личный состав, как царь Петр Первый всматривался в бояр перед укорачиванием бород. По зародившейся в тьме веков традиции, уголовный розыск нашего района должен быть докладывать ежедневно о раскрытии, как минимум, одного преступления, включая выходные, праздники и даже первое января. Больше можно, меньше нельзя. Чаще всего, кто-то из старших оперов, обменявшись быстрыми взглядами со своими коллегами, выдыхал:
— У нас есть раскрытие.
После чего, счастливый начальник кидал смельчаку и молодцу журнал для внесения данных о раскрытом преступлении, и виновном лице, а остальные, весело переговариваясь, шли по своим делам до следующего утра. В случае ситуации, когда таких смельчаков не было, личный состав отправлялся поработать часов до восьми— девяти, десяти вечера, после чего вновь собирался для обсуждения этого же вопроса. В одиннадцать часов вечера, когда на вопрос начальника «У кого есть раскрытие» ответом было лишь мрачное молчание и скрип зубов, начальник УР понимал, что чуда сегодня не будет, люди отпускались по домам, а начальник уголовного розыска начинал готовиться к язвительным вопросам от непосредственного, а также областного и городского руководства на утреннем селекторе. Единственным выходом отскочить от заслуженной выволочки из уст вышестоящих кураторов был бодрый доклад, что личный состав работал всю ночь, задержал злодейского злодея и через час, максимум пару часов, будет раскрыто тяжкое преступление.
Казалось бы, что такое раскрыть семь преступлений в неделю, имея такое количество личного состава? Но, как всегда, дьявол крылся в деталях. Ежедневно один оперуполномоченный заступал на суточное дежурство в составе оперативной группы по району. То, что сотрудник уголовного розыска раскрывал в течении дежурных суток, в зачет уголовного розыска и его лично не шел. Преступления, раскрытые в течении суток с момента поступления заявления о них, считались преступлениями, раскрытыми по «горячим следам» и воспринимались руководством как нечто несерьезное и раскрытыми дежурной частью. Конечно, если в течении суток раскрывалось убийство, изнасилование, тяжкие телесные повреждения или разбой, эти игры в «легкое» раскрытие отбрасывалось в сторону и одуревших от бессонных суток оперативников хвалили, а бывало, что поощряли, но это было очень редко. Поэтому, опытные опера, получив на дежурстве ценную информацию, старались укрыть ее от всех, как хомяк в защечный мешочек, а вот потом, после дежурства, можно было это преступление и дать на раскрытие.
Второй сложностью работы было то, что наш район был маленьким, но относительно зажиточным, с прекрасной транспортной доступностью, поэтому гастролеры со всего города ехали на нашу территорию сотнями и ежедневно. Соверших преступление, жулики стремительно расползались по своим окраинам, вывозя в неприметных спортивных сумках или даже карманах, ценности, нажитые преступным промыслом. Единственным выходом для сотрудников было дружить со своими коллегами из других районов Города и области, следственных изоляторов и исправительных учреждений. Поездка дважды в месяц в тюрьму или на «зону» была обязательно для каждого. Приходилось брать бутылочку коньяка, чтобы под него и нехитрую закуску получить крупицы информации, касающиеся нашего района.
Выдав начальнику в качестве «прописки» на раскрытие две кражи, совершенные завхозом Яковлевым, я несколько дне получал в свой адрес теплые улыбки от руководства. Но, потом наступил вечер пятницы. Начальник уголовного розыска, как опытный рэкетир, добрым словом и угрозами объявить все выходные дни рабочими, выбил из старших оперов три раскрытия, а мне, на прощание посоветовал брать работу линии в свои руки, напрягать бездельника Шихмана и начинать давать результат. С этого момента я понял, что наш медовый месяц завершился досрочно.
— Товарищ майор, а когда у нас старший появиться?
— Работайте пока сами, старший будет позже, примерно через месяц.
— Ну что, товарищ Шихман? Как будем раскрывать преступления?
Вопрос мой застал Пашино тело на порогу кабинета а душу — очень –очень далеко от меня. Глядя на меня глазами больной собаки, младший уполномоченный, осторожно поинтересовался, что он может сделать.
В это время зазвонил телефон. Услышав в трубке знакомый голос я показал Шихману, что он должен остаться, пока я не закончу непростой разговор
— Можешь радоваться, я сделала все, как хотел ты — в телефонной трубке дрожал от обиды голос женщины с тяжелой формой раннего токсикоза:
— через неделю выхожу на новое место работы. Меня можешь не искать!
Я оторопело смотрел на трубку, откуда раздавались частые гудки прерванного соединения, и думал, что в таком взвинченном состоянии, Алле оставаться работать в вино-водочном просто опасно. Беременность на пользу ей явно не пошла, слишком часто, и по любому поводу женщина срывалась в истерику. А слова, что искать ее не надо, означало категорическое требование найти ее, после чего, весь вечер, слушать жалобы на то, что ее жизнь кончена и теперь она вынуждена влачить голодное существование среди эмалированных ведер, пластиковых умывальников для дачи и вонючего стирального порошка. Конечно, если бы я мог рассказать ей, через какую кровь прошел местный спиртовый рынок в ходе своего становления и многократного передела, Алла бы бежала из своего любимого магазина впереди собственного визга. Но, в нынешнее время, это было настолько фантастично, что самый любящий меня человек, выслушав историю недалекого уже будущего, с доброй улыбкой попросил бы меня сходить к доктору, поэтому я молчал. Единственной спасением для меня стало то, что если я приходил к бывшей водочной принцессе с Демоном, Алла умиротворенно падала не диван, кобель утыкал свою огромную башку ей в теплый бок, и они надолго замирали без движения, лишь периодически, на пару, хрюкая от удовольствия. Во любом случае, бросить на произвол судьбы женщину, носящую моего единственного в этом мире ребенка, я не мог. Но и скакать всякий раз, когда барышне хочется закатить истерику, я не собирался. Я же мужик, а мужикам все эти вторые и третьи уровни осмысления подаваемых сигналов чужды. Скажет приезжай — приеду, сказала — не ищи меня, значить искать не буду, у меня вон — единственный подчиненный пытается сбежать, по миллиметру подползая в двери из кабинета.