Плохой.
До места мы домчались за полчаса. Федор показывал дорогу и в предвкушении делился с нами, как он потратит тысячную премию, полученную за найденные гроши.
— Федя, уймись! — я не выдержал: — Почему ты думаешь, что деньги у этого кума Кири и почему их во время обыска не нашли?
— А ты в деревенском доме давно был? — лицо Федора стало очень язвительным: — там если спрячешь, то без хозяина хрен что найдешь. Мне парни, что на обыск ездили, рассказали, что там ни хрена не искали, надеялись этого кума, его кстати Кузьма зовут, расколоть, чтобы он им сам сказал, где деньги лежат. А там и подпол, и чердак, и сарайки, и свинарник с коровником, и на участке спрятать можно…
— А как мы войдем?
— Да ты не боись, скажем, что по старому постановлению можно дополнительно обыскивать. Вы будете в доме и где придется смотреть, а я за хозяйкой следить. Быть такого не может, чтобы она не знала, где деньги лежат. Сто процентов, она себя выдаст, если вы близко к деньгам будете, задергается.
Машина приткнулась к дому, вокруг которого теснились сарайки, пристройки, омшаники и прочая деревенская недвижимость. На двери белой краской была намалевана цифра «тридцать пять», а из трубы шел дымок.
— О, приехали, пошли пацаны — горячий, как уголек, Федор выскочил из салона и замолотил в крепкую дверь.
— Открывай хозяйка! Хозяйка!
Мы успели все собраться у входа в дом, когда за дверью раздались шаги и женский голос испуганно спросил:
— Кто это?
— Открывай, милиция! Уголовный розыск! Открывай.
Дверь распахнулась, Федор рванул вперед, но натолкнулся на перегородившую дорогу невысокую женщину с бледным, но решительным лицом.
— Какая милиция? Что случилось?
— А ты что, не знаешь, что случилось? — Федя все-таки оттеснил даму в сени, мы втроем втиснулись за ними и захлопнули за собой дверь.
— А что я должна знать? — женщина так натурально хлопала серыми глазами, что я чуть не зааплодировал.
— Ничего себе! У нее муж третьи сутки в камере чалится, а она не знает ни о чем. Отойди с дороги, мы у тебя обыск будем продолжать делать.
— Какой обыск?! У вас санкция есть?
— Какая тебе санкция? Тебе позавчера постановление о обыске показали, все чин по чину, оно еще действующее. Давай, отойди, не препятствуй законным действиям правоохранительных органов.
— Я граждане милиционеры не видела никакого постановления, и муж мой…
— Отойди с дороги, что встала. Все вы одинаковые, сначала натворите, а потом бегаете и орете, что ничего не знали. Что за дверью?
Мы уже прошли куда то в глубину дома, до горницы еще не дошли, а стояли все пятеро в каком-то пристрое, куда выходило несколько дверей, сколоченных из гавна и палок.
— Ничего! — баба встала в проеме, раскинув руки, высказывая явное намерение нас не пускать.
— Сказал тебе отойди — Федор схватил женщину за руку, но сдернуть с места упертую колхозницу не сумел. Я подскочил к ней и схватив за телогрейку, дернул на себя. Старая ветхая ткань затрещала, баба дернулась и у меня в руках остались клочки серой ткани и куски ваты, а под разорванной фуфайкой открылась старая, застиранная ночнушка. Женщина завизжала, как будто мы увидели не ночнушку, а все ее естество, выдернула у Федьки руку, как будто тот не держал ее двумя руками, и засадила мне правый боковой. Перед глазами вспыхнули дуги электросварки, меня развернуло — последнее, что я видел, это вырванная с мясом входная дверь и огромный мужик в вездесущей телогрейке, несущийся к нам с разъяренным лицом. Потом кто-то выключил лампочку.
Павел Громов.
— Молодой человек, это ваша собака? Почему она без поводка и намордника?
Я обернулся. За моей спиной стояли два патрульных, одетых в черные полушубки и валенки. Из-за голубых елей, высаженных в центре города, выбежал, с зажатой в зубах палкой, Демон и дружелюбно помахивая хвостом подбежал к нам — обнюхиваться и знакомится.
— Собаку уберите! — пепеэсники попятились от сующего им в руки палку пса.
— Парни, спокойно, я свой — я показал краешек удостоверения из кармана: — Дорожный РОВД, мероприятие по пресечению грабежей и разбоев.
— Так иди на свою сторону улицы и пресекай — из-за спины старшего сержанта высунулся младший сержант, мотнув головой в сторону проезжей части, служившей границей территорий двух районов.
— Я товарищ младший сержант — я голосом подчеркнул, что я не младший, и даже не сержант: — стою там, где мне определили по согласованной с городским управлением дислокацией. Потому как даже вам должно быть понятно, что с той стороны дороги я улицу контролировать не могу. А если вы чем-то недовольны, то прошу вас сообщить мне свою фамилию, я сейчас же сообща руководству, чтобы меня с поста снимали, так как с вами мероприятие не согласовали…
— Не за чем тебе моя фамилия… — молодежь попыталась что-то вякнуть, хотя старший уже тащил его за рукав в сторону Сердца Города.
— Не хотят с тобой дяди играть, да, Демон? — я повернулся к псу, все еще держащему в пасти палку, потянул ее из мгновенно сжатых зубов, и начал возится с обрадованным псом, чуть не упустив момент, когда из подъезда «Центра научно-технического творчества молодежи при Дорожном комитете ВЛКСМ» вышла и неторопливо пошла в сторону театра кукол главный бухгалтер Елена Алексеевна. Кроме меня к сутулившейся фигуре, одетой в светлую шубу, проявили интерес еще три человека: — выглянувший из видеосалона, знакомый мне билетер, явственно ткнул в спину главбуха пальцем, глядя на молодого человека, одетого в коричневую куртку серым цигейковым воротником, внимательно читающего расписание сеансов видеосалона на ближайшие два дня, а молодой человек обменялся взглядами с мужчиной в сером пальто, что пристально рассматривал таблицу чемпионата по хоккею в газете «Советский спорт», закрепленной в специальной стойке для свежей прессы. Мужчины отпустив объект наблюдения шагов на двадцать, дружно двинулись за ней, стараясь не сокращать дистанцию, каждый по своей стороне улицы. А тоже дал им отойти, после чего срезал дорогу через задворки «Универсама» — я знал, куда движется эта троица. Улица Основоположника была полна гуляющим народом, а двор дома, куда нетороплива направлялась главный бухгалтер, был темен и тих. Старый двух подъездный дом, тусклые лампочки у дверей, двадцать четвертая «Волга» тарахтит в холостую на параллельной улице, в десяти метрах от входа в подъезд, где прописана молодая женщина. Гражданка Климова Е.А. свернула во двор минут через тридцать, мы с Демоном успели пометить все углы в старом дворике и уже стали подмерзать. В руках у женщины появилась авоська с бутылкой молока, бутылкой шампанского и пара каких-то пакетов. Понятно, пока мы тут мерзнем, она по магазинам отоваривается. Парочка, серое пальто и коричневая куртка, уже не скрываясь, шли вместе, догоняя подопечную, когда мы с Демоном вышли из тени деревянной беседки, установленной посреди детской площадки.
— Лена, привет –я широко раскинул руки, как будто хотел заключить опешившую женщину в объятия, Демон, виляя хвостом, закрутился вокруг сумки с продуктами, видно в «Универсаме» выбросили какой-то вкусный дефицит: — Ты чего не позвонила, я бы тебя раньше встретил. Пока Елена Алексеевна хлопала глазами и открывала рот, чтобы отшить меня, я подхватил сумку с покупками, и приобняв, потащил ее в подъезд. Когда за нашими спинами хлопнула входная дверь, я пресек попытку говорит, прижимая палец к губам и делая «страшные» глаза. Напуганная моей пантомимой, женщина молча двинулась вверх, я, не затыкаясь ни на минуту, поплелся следом. Когда мы достигли третьего этажа, входная дверь тихонько скрипнула, внизу раздался тихий шорох. На четвертом этаже, открыв дверь своей квартиры, Елена Алексеевна попыталась захлопнуть перед нашим носом дверь, пришлось применить маленькое насилие, ввалившись в темную прихожую всей компанией.
— Вы что делаете?! Я не позволяла вам… — я прижал ладонь к ее губам и припал ухом к входной двери. Старая, рассохшаяся дверь пропускала шорох — я ясно слышал, что кто-то очень тихо поднимается снизу. Продолжая говорить о том, что я приготовил ужин и сейчас буду кормить мою красавицу, я включил свет на кухне, а хозяйку дома потащил к окну, выходящую на соседнюю улицу.