А. В.: Ты, Женька, прям как археолог.
– Послушай, мне же надо рыхлить могильник, рассказывать, что это такое. У вас же пожилая группа уже, Сань.
А. В.: Взял и раскопал могильник. Ничего, сейчас мы всех встряхнем одним только словом: «Танцуй!».
(Песня «Танцуй!».)
– Анализируя творчество этого вокально-инструментального ансамбля, я могу сказать, что оно, конечно, поменялось. Скажем, если брать первые песни, которые стали знаменитыми. А кстати, вы их играете на концертах или нет?
А. В.: Да, да.
– И вот эта, да, «Жвачка»?
А. В.: Но мы поменяли слово «Орбит» на слово «орган», и стало гораздо смешнее.
– Да ты что?
А. В.: Правда, клянусь тебе.
– Возвращаюсь опять же к песенному творчеству. Я прочитал, что в конце 80-х годов у вас была команда с Олегом Куваевым, который придумал «Масяню».
А. В.: Да.
– Бог с ней, в конце концов, но вас не приняли в Ленинградский рок-клуб.
А. В.: Да.
– Почему?
А. В.: Мы играли отвратительно.
– Ну, подожди. Группы того времени все играли отвратительно.
А. В.: Это был 87-й, что ли, год затертый, и нам было по 18 лет. Мы собрали группу «Митра» – Олег Куваев, много еще хороших ребят. Мы пытались вступить в рок-клуб и пришли на прослушивание, а перед нами группа «Хранители». Она была великолепной. Вот я стоял, слушал их и понимал – это гениально. Я их не нашел больше нигде – ни на YouTube, нигде. Я уже тогда понял, что мы сейчас начнем играть и все – будет капут, нас просто выгонят. Нас не выгнали, там был Джордж Гуницкий. Знаешь?
– Ну конечно.
А. В.: Очень тактичный человек. Он сказал: «Пошли вы отсюда». И когда я рассказал ему эту историю – мы заново познакомились спустя там сколько-то лет, – он так ржал. Он говорит: «Конечно, я этого не помню ничего». Я ему говорю: «Ну, это было прекрасно». Это событие очень поменяло всю нашу жизнь и благотворно отразилось на нас. Потому что если бы, не дай бог, нас тогда приняли…
– Во что превратились?
А. В.: Был бы капут. Ну я не буду об этом сейчас рассказывать. Ну что, мы сыграем следующую песню?
– Конечно. Сашка, ты разговорился! Ура!
(Песня «Остаемся зимовать».)
А. В.: Вообще очень теплая, жаркая, прекрасная обстановка. Спасибо большое!
(Аплодисменты.)
– Мы достаточно часто работали на фестивалях, много-много пересекались. И, кстати, известен тот факт, что ты вообще не выпиваешь. Я могу это подтвердить, потому что один раз Сашка выпил на нашем концерте, и мы его увезли в Москву, и он у нас прожил неделю. Это было вообще неплохое время. Правда, Саня?
А. В.: Да, мне любое время нравится, собственно. Но ты и археолог, Женька, все равно археолог.
– А еще на фестивале мы с Саней Васильевым пошли типа ловить рыбу. Рыбу мы не ловили, спокойно сидели на берегу, а рядом плавал в подводном костюме Андрей Вадимович Макаревич. Мы на это смотрели достаточно безучастно.
А. В.: Он иногда всплывал.
– Да, а у нас с Сашкой была буханка хлеба, и мы бросали хлеб в воду и кормили его. И когда он вынырнул уже в очередной раз, перепугал рыбака, который ловил там рыбу.
А. В.: Причем ты предугадал эту ситуацию. Когда вдруг пришел рыбак, Женька сразу сказал: «Вот ты только представь, что сейчас перед ним всплывет Макаревич».
– И как раз в эти хлебных крошках Андрюха и всплыл. Во было время!
(Песня «Оркестр».)
– Ходят слухи, что ты подрался с Владом Сташевским.
А. В.: Вранье. Мы бились с Брюсом Уиллисом четыре часа и была ничья, и все это видели. Была ситуация смешнее. Однажды пригласили на фестиваль русской культуры в Лос-Анджелесе. И когда я туда прилетел, было открытие, и в какой-то момент ко мне подходит организатор и говорит: «Слушай, Сань, тут пришли гости американские. Представь их как-то русской публике». Я говорю: «А что за гости-то?» И он мне говорит два имени, святые для русской интеллигенции, – Рэй Брэдбери и Шэрон Стоун.
– Так, и?
А. В.: Но поскольку Шэрон была с мужем, я решил в эту ситуацию не лезть и просто свалил в публику и смотрел открытие оттуда.
– А их кто-нибудь представил?
А. В.: Слушай, да.
– Сташевский, поэтому ты и подрался (смеется).