– Да, и еще знаешь, что в Большой советской энциклопедии я прочитал историю про ЧП, что в какой-то учебной тревоге ты увидел 11 самолетов противника в небе и сообщил начальству.
А. М.: Это ты где такое вычитал? Интересно.
– Пишут. Было?
А. М.: Было-было, но немножко не так. Когда я был оператором радиолокационной станции обнаружения и наведения, там есть такой прибор, называется «запрос-ответ». А у меня под экраном в командном пункте есть педаль, которую необходимо нажимать, чтобы определить, свой самолет или чужой. Я ее нажимаю, и на экране образуется такая длинная засветка цели, и ты видишь, что это, значит, свой самолет. Если она такая же коротенькая, значит, чужой. Были частые тревоги по три раза за ночь, и я прибежал спросонья, вставил код, ну там долгая история. Такой бочонок, там другой номер – «десятый» – в этот день работал. Я вставил «седьмой», и у меня ни хрена ни одна цель на запрос не отвечает. И я докладываю спросонья туда, через 100 км батальон. Там дежурный тоже спросонья – слава богу, это была учебная тревога – так вот глаз приподнял, смотрит: «Ах!» Мне звонит и говорит: «Все, расстрел. Если 11 целей не отвечают, значит, все – война». Нашим командиром был майор Грибовский, спасибо ему огромное. Это благодаря ему я раньше срока демобилизовался через год. Он в свое время лейтенантом пропустил Пауэрса до Урала, и с тех времен майор, 27 лет в армии, зол на весь белый свет. И когда увидел в моем военном билете, что я уволен из училища по собственному желанию, пожал мне руку и сказал: «Молодец». Такая была история.
– А ты в этот момент где битловал или уже не битловал?
А. М.: Я битловал везде, в любой ситуации. И на точке наведения, где я служил, был парень, который тоже хорошо пел, играл на гитаре, мы с ним устраивали концерты в этой вообще безлюдной степи. Ребята нам были очень благодарны, потому что развлечений там не было никаких.
– Меня интересуют профессии, которые были между твоим изгнанием из военного училища до нормального битлования.
А. М.: Ну, если учесть, что это все происходило в советское время, нельзя было нигде не работать…
– Можно.
А. М.: Нельзя было. За тунеядство можно было пострадать. У меня трудовая книжка вообще интересная. Там написано: «матрос-спасатель 3 категории». А еще работал, фирма была такая – «Союзаттракцион». Знаете, такие машинки, которые ездят по полу и сталкиваются. Вот там я работал как инженер. И еще у меня есть запись уникальная совершенно, там написано – «рабочий кормоцеха». Я не знаю, никогда там не был, но меня оформили через совхоз. Там, в общем, целая история. Потому что нужно было, чтобы твоя трудовая книжка где-то лежала, и поэтому у меня есть такие всевозможные записи.
– Я тоже открыл свою книжку…
А. М.: Печально, да?
– Ты знаешь, в принципе, есть красивые профессии, но вот эта – «забрасыватель навоза»… Как ты сказал?
А. М.: Рабочий кормоцеха.
– Рабочий кормоцеха – у меня не было. Александр Миньков!
(Аплодисменты.)
А. М.: Друзья, мы все прекрасно знаем, что в этом году исполнилось бы 80 лет Владимиру Семеновичу Высоцкому. И я считаю, что было бы неплохо преподавать Владимира Семеновича на уроках литературы так же, как и Есенина, Маяковского, потому что он очень талантливый поэт. Это мой любимый поэт, так скажем. И поэтому я ни с того ни с сего написал посвящение, обращение к Владимиру Семеновичу спустя эти долгие годы.
(Поет песню «Посвящение Высоцкому».)
– Хочу вам рассказать еще одну такую историю. Наша жизнь с Сашкой переплетается как-то достаточно близко. В 1982-м, по-моему, или 83-м году Саня заменил меня в ансамбле «Аракс».
А. М.: Да, это было.
– Я знаешь какой упустил момент? Создание вокально-инструментального ансамбля «Парк Горького». Какой это был год?
А. М.: В 86-м году ко мне пришел Леша Белов и говорит: «Давай…»
– Ты в «Араксе» играл или нет?
А. М.: Уже нет. Уже арестовали аппаратуру, уже всего там…
– Как мы любим.
А. М.: Да, нам запретили название «Аракс», мы назывались «Феникс» – вроде как птица, возрождающаяся из пепла. Это не помогло все равно. Я никогда не забуду, когда нас всех вызывали на Октябрьскую площадь в Управление внутренних дел, и мы пошли с Толиком Абрамовым. Такой коридор, двери, на одной двери написано: «Следователь Козлов», «Следователь Баранов», – и напротив их начальник «Старший следователь Волков». Вошел к нему в кабинет и обомлел: висела карта Советского Союза, утыканная флажками, и было написано: «Гастроли рок-группы «Аракс» с такого-то по такой-то год». То есть все вообще утыкано. «Вы это подписывали?» – «Как, что подписывали? Куда?» В общем, бред такой, который невозможно себе даже представить. Ну и все, запретили «Аракс», арестовали аппаратуру – у нас была своя аппаратура. Ты же ее помнишь, да? Леша Белов женился на иностранке, хотел уже свалить за границу. Петь комсомольские песни мы не хотели. И тут вдруг он ко мне приходит и говорит: «Давай сделаем группу и свалим в Штаты? Стас Намин поедет за границу в Америку, мы можем передать ему демонстрационную кассету». Так и случилось – мы ему отдали кассету, эта кассета была доставлена главе Polygram Records. Наш будущий менеджер был другом хозяина этой компании. Он пришел и говорит: «Смотри, как русские поют». А тогда Горбачев, перестройка – все эти дела. Мы оказались в нужное время в нужном месте, это совершенно точно. Вот так и получилось.