— Анна Ильинична!
Трещат доски, шуршат опадающие обои.
— Где ты, старая дура? Очнись, я тебя не потащу!
В комнате тещи что-то громыхнуло, и сноп искр вылетел из двери, заставив Игоря остановиться. Дым лез под майку, жалил легкие. Далеко-далеко, в другом измерении, послышался плач сирены. Внезапно другой резкий звук нарушил симфонию пожара. В коридоре надрывался домашний, практически неиспользовавшийся телефон. Со смутной мыслью, что это могут быть, например, пожарники, недоумевающие, какого черта он еще делает в горящей квартире, Игорь снял трубку.
— Алло! Алло, что молчите? Игорь, ты? Как у вас дома?
Сухой, чуть обиженный старческий голос. Рука, сжимающая майку, опустилась вдоль тела.
— Алло!
— Да, — он сглотнул. — Алло.
— Оглох, что ль, или связь барахлит опять? Говорю, всё у вас в порядке? Танька-то вернулась?
— Анна Ильинична? Скажите, пожалуйста, откуда вы звоните?
— Откуда — из квартиры своей! Где я еще могу сидеть в моем возрасте? В опере?
Он потер лоб, зудящий от жара.
— В квартире у себя?.. — Игорь назвал улицу.
— А где ж — у тебя, что ли? Какой-то ты малахольный! Ты можешь сказать толком, что у вас…
Игорь отбросил трубку прочь, как можно дальше, даже не заметив оставшихся на ладони следов оплавленной пластмассы. Воздух опять был отравлен дымом, вернулся жар и басовитый гул голодного пламени, такой мощный, что, казалось, сотрясал стены.
На стене напротив красовался нестираемый крест, в центр его была воткнута раскалившаяся докрасна булавка.
«Вот и всё! — мелькнуло у него в голове, пока он оглядывался в пустой квартире. — Конец охоты на ведьм. Пора удирать от очистительного огня».
Снова ни о чем не думая, Игорь прошел на кухню, сел на подоконник, свесив ноги наружу. На козырьке подъезда оставался только спасатель, он стал махать Игорю руками. Нет, самостоятельно допрыгнуть из такого положения лучше даже не пытаться. Пожарная машина, как неповоротливое животное, замерла на проезде, не зная, как протолкаться сквозь стаю мелких припаркованных автомобилей. Соседи и зеваки пестрели во дворе, кричали и гудели, перекрывая шум пожара. Он старался не смотреть в их лица. Четвертый этаж — поганый, но сносный выбор.
«Готов, десантник?» — спросил себя Игорь и выскользнул из окна вперед ногами.
Андрей Силенгинский
Беглец
Его честь судья Бенджамин Перкинс в очередной раз пристально посмотрел на Виктора. Человек внимательный смог бы разглядеть на обманчиво простодушном лице слуги закона легкий оттенок сочувствия. Или даже симпатии. Только это не имело ровным счетом никакого значения.
— Подсудимый, встаньте!
Высокий, худощавый и, как обычно бывает в таких случаях, немного нескладный мужчина лет тридцати пяти поднялся с гладко отполированной скамьи. На лице — усталость. Много усталости. Ни намека на раскаяние, такое бывает. Что гораздо интересней, страха тоже не видно. Сильный молодой человек… Впрочем, страх еще придет, в этом Перкинс не мог сомневаться.
— Виктор Карриган, вы признаете, что убили Эдварда Льюиса Бартона, служащего риэлторской конторы «Стоун, Стоун и Рэдинг»?
— Ваша честь… — подсудимый вздохнул. — Сколько раз, по-вашему, можно отвечать на один и тот же вопрос?
— Столько, сколько я сочту нужным! — отрезал судья. Достаточно холодно, но без оттенка раздражения.
— Да, ваша честь. Я убил Эдварда Бартона.
— Вы полностью отдавали себе отчет в своих действиях?
— Полностью, ваша честь.
— Чем вы руководствовались, когда шли на такое страшное преступление? — казалось, судью не интересуют ответы человека, отгороженного от всего мира толстой стальной решеткой.
— Чувством справедливости, — Виктор чуть заметно улыбнулся.
— Оставьте красивые слова, подсудимый! Ответьте, почему вы убили мистера Бартона?
— Потому что он подлец, — Карриган пожал плечами. — Я считаю это достаточным основанием, — предвосхитил он возможный вопрос со стороны судьи. — Кроме того, это был единственный способ отомстить за отца и мать.
— Да, суд имел возможность ознакомиться с… — Перкинс ненадолго замялся, подыскивая нужные слова, — …с предысторией данного дела.
Разумеется, он мог понять молодого человека, которого через несколько минут вынужден будет осудить, причем осудить сурово. И вполне разделял мнение о Бартоне, риэлторе, фактически отнявшем у стариков их дом. Причем формально никакого нарушения закона. Если верить документам — а чему еще может верить закон? — Карриганы совершили ряд операций, приведших их на улицу, абсолютно добровольно.