— К этой квартире ещё жениха хорошего, — не к месту вставил дядя Боря, а мы с Хедер переглянулись и дружно вздохнули. Дядя растерянно посмотрел на нас. — Что это вы вздыхаете?
— А где их взять, женихов хороших? — нараспев протянула Хедер, отворачиваясь к окну. Дядя Боря задержал на ней взгляд, затем хмыкнул и замолчал.
Я тоже молчала, не хотела поддерживать провокационную тему, зная, что ни чем хорошим подобный разговор закончиться не может.
Хедер заметила, что дядя Боря о чём-то призадумался и посоветовала:
— Вы ешьте, Борис Владимирович, ешьте. Нам ещё на работу надо.
— Надо, да? — «огорчилась» я и сочувственно улыбнулась.
Было немножко стыдно, но мне на самом деле не терпелось остаться одной. Не торопясь осмотреть комнаты, а потом выйти на крышу, поставить мольберт и забыть обо всех на свете. Что может быть лучше тишины и покоя?
Несколько часов пролетели совершенно незаметно, только иногда я отвлекалась на шум машин внизу, поглядывала с крыши на обычную уличную жизнь, на людей, улыбалась неизвестно чему и возвращалась к мольберту. А когда зазвонил телефон, даже расстроилась немного. Солнце как раз затронуло купола церкви, красиво было, невероятно, глаз не оторвёшь, а тут звонок, который разрушил очарование. Правда, расстраивалась я недолго. Вернулась с трубкой на крышу и решила похвастаться: — Дима, ты не представляешь, какая красота!
Лёгкий смешок, а потом самый волнующий голос на свете поинтересовался:
— Ты уже вернулась?
— Вернулась, сегодня. А ты? — вышло более взволнованно, чем было необходимо, но что я могла с собой поделать? — Ты вернулся?
— Приеду через пару дней. Очень по тебе соскучился.
Я закрыла глаза.
— И я по тебе. Две недели не виделись, сумасшествие какое-то.
— Расскажи мне, как у тебя дела.
— Всё хорошо, Димочка, правда. Отдохнула прекрасно, там такая природа, я целыми днями рисовала.
— Прекрасно. Как вернусь, будем открывать новую выставку, надеюсь, ты готова.
— В этот раз готова, — заверила я. — А почему ты не спрашиваешь меня про квартиру?
Дима рассмеялся.
— Спрашиваю. Как твоя квартира?
— Просто замечательно! Хедер постаралась, всё сделали, как я хотела. Кухня большая, три комнаты, а вид… Дима, тут такая крыша, и старый город, как на ладони. Это моя мечта!
— Я очень за тебя рад, — добавил он. — Борис Владимирович наверняка постарался.
— При чём здесь это? — перебила я. — Я хочу, чтобы тебе понравилось.
— Я же знаю твой вкус. Мне обязательно понравится, милая. Не переживай.
Солнечный свет, отливающий от церковных куполов, перестал меня занимать.
— Дима, когда ты вернёшься?
— Через два-три дня. Не грусти, скоро я буду с тобой.
Я разглядывала набросок на мольберте, собираясь с силами. Запретила себе страдать, и бодрым голосом продолжила:
— Это даже хорошо. В квартире совершенно нет мебели, а к твоему приезду я…
В трубке послышался женский голос, Диме снова стало не до меня, а я только бормотала, не желая останавливаться и задумываться о том, что у него есть дела и поважнее моих разговоров. Ему снова не до меня…
— К твоему приезду я обставлю квартиру, и тебе обязательно понравится…
Он не слушал и я замолчала. Отвела трубку от уха и потёрла лоб, болезненно морщась. Глядела вдаль, на неровные, зачастую тусклые крыши частных домов, и только дышала глубоко, пытаясь справиться со слезами. К тому моменту, как он вернётся к разговору, мне надлежало справиться с собой, чтобы в голосе не дрожали невыплаканные слёзы. Устраивать истерики не в моём амплуа, Дима это знал, и когда я порой всё-таки срывалась, он расстраивался. А я потом чувствовала себя виноватой. У него и так проблем много, он старается уделять мне каждую свободную секунду, а я всё равно нахожу к чему придраться.
— Я уже иду, — сказал он в сторону, а потом его вздох в трубку и виноватый тон: — Прости.
— Тебе надо идти?
— Денис в бассейне купается, его нельзя одного оставлять.
— Да, я понимаю.
— Ну, не злись, Миледи…
Он один так меня называл.
— Я не злюсь, — заверила я его. — Иди к сыну.
— Я скоро приеду, — добавив в голос волнующей хрипотцы, проговорил он. — А ты обставляй квартиру и жди меня. Я тебя люблю. Слышишь?
Я поневоле улыбнулась.
— Слышу.
— Это не тот ответ, на который я рассчитывал, — рассмеялся Дима. — Порадуй меня. Мне ещё как-то надо прожить эти три дня без тебя.
— Мне тоже…
— Что?
— Я тебя люблю. Возвращайся скорее, я с ума схожу. Правда.
Нужно срочно избавиться от трёх лишних килограммов. Вот о чём я думала, когда блины тёти ела?
Помнится, когда я влюбилась в Димку, Хедер впервые назвала меня дурой. Прямо в глаза сказала — ты дура.
— Зачем тебе этот потасканный женатик? — удивилась она, а я тогда жутко обиделась. Особенно за эпитет «потасканный». В моих глазах Димка был едва ли не рыцарем, по крайней мере, в моём окружении более интересного мужчины (конечно, не считая дядю!) попросту не было. А так как барышней я была романтичной, то влюбилась в него с первого взгляда. Как увидела статную фигуру, повелительный наклон головы, встретила тёмный, обволакивающий взгляд — так и пропала. Но у меня и мысли не было, что такой парень на меня внимание может обратить. Хозяин картинной галереи, который мог говорить о живописи часами, тихим, рокочущим голосом, который сводил с ума всех девушек, до слуха которых доходил этот обворожительный баритон, и я — юная студентка с извечной папкой с набросками на плече. Я сама себе казалась жутко глупой, ходила за ним, как околдованная, хорошо хоть не одна была, а в компании своих однокурсников. Галерея Йоргенсона открывала выставку молодых художников, и нас пригласили для знакомства перед официальным открытием. Димка, хотя тогда для меня он был совсем не Димкой, а Дмитрием Николаевичем, сам лично встретил нас и долго рассказывал о предстоящей экспозиции. Он не любил неожиданностей, тем более неприятных, и поэтому предпочитал всё обсуждать заранее, обговаривать каждую деталь. Он был педантом, но это лишь добавляло ему шарма. Сдержанный, интеллигентный, прекрасно образован, знающий себе цену… Неудивительно, что я влюбилась в него с первого взгляда. Но просто влюбилась: потомилась, наблюдая за ним со стороны, подивилась тому, что парень моей мечты всё-таки существует в реальной жизни и ушла, мысленно позавидовав его жене, потому что прекрасно рассмотрела обручальное кольцо на его пальце. Весь день проходила, как пришибленная, всё мечтала о чём-то, улыбалась невпопад, а ночью, когда девичьи мечты стали приобретать глобальный размах и я в голове прокручивала уже третью «историю нашей романтической любви», встала и по памяти нарисовала его портрет. Мне казалось, что я помню его лицо досконально, каждую чёрточку, а поняла, что ошибалась только при следующей нашей встрече.
Мы встретились на выставке, куда я пришла в сопровождении дяди, держалась за его локоть и незаметно поводила плечами, чувствуя себя неуютно в новом платье. Дядя Боря был горд неимоверно, наприглашал на первую выставку племянницы кучу знакомых. Я ещё из-за этого нервничала. В зале всего две моих картины, и те в углу висят, а дядя вёл себя так, словно выставка персональная и я здесь звезда. Выталкивал меня вперёд, заводить нужные знакомства, а я краснела и молчала, как рыба об лёд, не в силах выдавить из себя ни одного подходящего для случая слова. А когда хозяин галереи подошёл нас поприветствовать, чуть в обморок не упала. Он разговаривал с моим дядей, поглядывал на меня с любопытством, а я готова была провалиться сквозь землю от стыда. Чувствовала себя под его взглядом никчёмной дурёхой в дешёвом платье. Кажется, ни одного слова не вымолвила, а когда к нам подошла его жена, решила, что это самый жуткий день в моей жизни. Была мечта, и нет её. Даже маленькой, недавно появившейся, и той лишили.
========== Глава 3. ==========
На следующий день я приехала в галерею, встретилась с Йоргенсеном и пропала окончательно. Он снова устроил мне экскурсию, теперь уже лично для меня, рассказывал какие-то невероятные истории, говорил о моём будущем, а я смотрела на него, затаив дыхание, и только кивала в такт его словам, совершенно не вникая в суть. Чувствовала себя рядом с ним девчонкой несмышленой. Пару раз ловила его заинтересованный взгляд и тут же заливалась румянцем и отворачивалась.