— Скажи, что ты меня любишь!
Я задумчиво хмыкнула и спокойно прошла мимо него на кухню.
— Не скажу. Но почему ты выглядишь таким довольным — мне интересно.
Димка понаблюдал за мной минуту, потом подошёл поближе, но когда понял, что я ему на шею бросаться не собираюсь, отошёл и присел на высокий табурет.
— Ас, ты изменилась.
— Ты понял это за две минуты?
— Я про внешние изменения, другие оценить пока не успел. Выглядишь потрясающе.
— Правда?
Он кивнул.
— Не ожидал. Честно.
Я повернулась к нему и встретила его взгляд. Хотела проверить свою реакцию. Надеялась, что за два месяца сомнения в душе немного улеглись и рядом с Димкой я смогу что-то почувствовать. Думала, вдруг увижу его и пойму, что по-настоящему соскучилась, что накроет прошлое чувство, хоть уже и не такое острое, но пока ничего не происходило. Димка сидел, красиво откинувшись на спинку, поза была немного вызывающая, но в то же время заявляла о его уверенности в себе. Дорогой костюм, белоснежная рубашка, галстук, живописно сбитый немного набок, и красивое мужественное лицо с правильными чертами. Но самое главное взгляд — тёплый, проникновенный, с насмешливой искоркой. Он всем своим видом, словно старался мне сказать — ну куда ты денешься от меня, дурочка?
Полгода назад бы мне такой подарок. Я бы, наверное, не отказалась.
Да что там наверное? Точно бы не отказалась. А сейчас от этих мыслей даже страшно.
— И чего же ты не ожидал? Что я могу выглядеть потрясающе?
Я заметила, как он растерялся, не ждал провокационных вопросов в ответ на комплимент. И далеко не сразу нашёлся, что ответить. Замялся, потом принялся оправдываться, что уж было совсем ни к чему.
— Я имел в виду, что не ожидал, что отпуск так благотворно на тебя повлияет.
— Ясно. Дим, ты чаю хочешь? Просто у меня кроме чая нет ничего.
— И пирогов нет?
— Не смейся.
— Не хочу я ничего. Лучше расскажи, чем ты занималась два месяца на чужбине.
— Отдыхала. Столько интересного увидела… Я довольна поездкой.
— А вдохновение?..
Я с улыбкой кивнула.
— Присутствует.
— Просто замечательно. Это очень кстати. — Он едва ли руки не потёр в предвкушении. — Почему ты меня ни о чём не спрашиваешь? Тебе не интересно?
— Я спрашиваю, — послушно проговорила я. — Что у нас нового?
— Ничего особенного. Если только твоя выставка… Персональная, в Москве.
Я нахмурилась.
— Кому ты продал душу?
— Таких крайних мер не потребовалось, — рассмеялся он. — Я же всегда тебе говорил, что нужно только чуточку везения и побольше уверенности в себе. Как только всё это сошлось, — бах! — и мы в выигрыше.
Я с трудом сглотнула.
— Дядя? — глухо поинтересовалась я. — Дима, мы же говорили об этом, я не хочу, чтобы он…
— Успокойся. Борис Владимирович, конечно, тоже поучаствовал, как он мог в стороне остаться, но в остальном моя заслуга. Я спонсора нашёл, милая. Вот так-то.
— Какого ещё спонсора?
— Ну, какая тебе разница?
— Есть разница, ты же знаешь.
— Богатый человек, ценитель живописи, поддерживает молодые таланты. А ты у нас молодая, да к тому же талант. Прекрасно подходишь. А ты везде ищешь подвох. Не надо. У него своя галерея в столице и он готов организовать тебе персональную выставку. Просто ему нравятся твои картины. Он купил две.
— Какие?
— «Улыбку» и пионы.
— Пионы?
Димка безразлично пожал плечами.
— Повесит в столовой. Красиво.
— Да, красиво… — эхом повторила я за ним.
А Йоргенсон поднялся и подошёл ко мне.
— Только не грусти, я тебя прошу. Не время впадать в меланхолию и подозрительность. У тебя сейчас каждая минута на счету. Через неделю выставка здесь, уже реклама идёт, а в феврале в Москве.
— Так быстро?
— Не быстро, Ас. Просто ты два месяца путешествовала, как ты это называешь. А я работал.
Я прислонилась плечом к стене и, опустив голову, согласилась.
— Хорошо, Дима.
— Ас, мы же мечтали об этом.
— Мечтали, — еле слышно проговорила я.
— Ты ведь об этом помнишь? Не забыла?
— Я не забыла, просто кое-что изменилось.
— Что?
— Раньше я мечтала о признании, а сейчас… Я просто хочу заниматься любимым делом. А всё остальное потом.
Димка склонил ко мне голову.
— Вот и занимайся. А я буду заниматься всем остальным. — Он улыбнулся. — Для этого я тебе и нужен — решать твои проблемы.
Я подняла на него глаза и вдруг поняла, что Йоргенсон стоит слишком близко ко мне. Уже притиснул меня к стене, наклоняется ко мне, а в глазах искорки пляшут. И не надо долго мучиться, чтобы понять, к чему он ведёт.
Я судорожно втянула в себя воздух и нырнула под Димкину руку. Отошла от него и постаралась придать себе безразличный вид. Правда, раньше мне этот фокус никогда не удавался. Сдула со лба чёлку, поправила воротник блузки, а когда обернулась к Йоргенсону, посоветовала себе не замечать его снисходительную улыбку.
— Значит, через неделю?
— Через неделю. Кстати, тогда с нашим многоуважаемым спонсором и познакомишься. Он приедет. И если он останется доволен, тогда вопрос с московской выставкой решится уже через неделю, так что постарайся, я тебя прошу.
— Что значит, постарайся? — переспросила я. — Мне платье короткое надеть или банкет в его честь закатить?
— Просто постарайся быть самой собой и не спугни его.
Я усмехнулась, немного злорадно.
— А для таких проблем, Димочка, у меня ты есть. Вот и старайся.
Мой ответ Йоргенсону, конечно, не понравился, он бы предпочёл, чтобы я клятвенно пообещала его не расстраивать и всё исполнить так, как он хочет и как задумал, но меня теперь так и подмывало ему надерзить. Он, наверное, это почувствовал, потому что всю следующую неделю с нравоучениями ко мне не лез. Да и вообще я видела его не часто. Видимо, у него на самом деле было много работы, и вся она каким-то боком касалась меня, и это было несколько непривычно. Из-за этого я нервничала, и из-за приближающейся выставки не находила себе места. И по ночам не спала уже из-за этого, а не… сами знаете из-за кого. Это была моя первая персональная выставка. И видеть на улице афиши с моим именем, было непривычно и волнительно, но в тоже время безумно приятно. «Спешите видеть! Впервые на арене — Астрид Хофферсон! Молодая, но очень талантливая. Правда-правда». Смешно… Димке говорила, что меня на данный момент жизни больше волнует работа, чем её оценка, но, как оказалось, ошибалась.
— Всё-таки я тщеславна, — пробормотала я себе под нос, разглядывая афишу на доске объявлений у входа в Димкину галерею. И тут же решила, что фотографию Йоргенсон выбрал удачную. У меня тут такое мечтательное лицо!..
— Не нервничай, — шептала мне Хедер на ухо, когда великое событие, наконец, свершилось и открытие выставки состоялось. — Всё-таки надо было тебе коньячку чуть-чуть… Борь, я же говорила!
— Ты говорила это час назад, я уже выпил всё.
— Молодец.
— Что? Я тоже нервничаю. Незаметно? А когда банкет?
Хедер выразительно на него посмотрела.
— Банкет после выставки.
— Жалко. Астрид вся белая стоит.
— Прекратите, — шикнула я на них. — Я, кажется, глупостей журналистам наговорила.
Дядя только улыбнулся.
— Им всё равно, что ты им наговорила. Напишут то, за что им платят. Так что не волнуйся. А Димка твой где?
— Он не мой.
Хедер только вздохнула.
— Хорошо было бы… То есть, если бы немой был. А то он опять кого-то обхаживает. Борь, что это за мужик?
Дядя посмотрел в ту сторону и плечами пожал.
— Не наш.
Я тоже нашла взглядом Йоргенсона. Он что-то втолковывал мужчине внушительной комплекции, а тот на Димку поглядывал не слишком радостно, потел и постоянно промокал лоб носовым платком.
— Это и есть твой спонсор, Ас? — шепнула Хедер.
— Откуда я знаю?
— Наверное, он. Смотри, как потеет. Денег ему жалко.
Димка подошёл ко мне минут через пятнадцать. Я к тому времени от дяди с Хедер отошла, обходила зал, смотрела на людей, стараясь понять, как они реагируют на мои картины. Короче, пыталась подслушать чужие разговоры. Но ничего не слышала. Толкового, в смысле. Говорили о чём угодно, только не обо мне и не о моих картинах. Можно подумать, что все сюда пришли повеселиться и засветиться в обществе. Я расстроилась, о чём Йоргенсону и сообщила, как только он оказался рядом. Да настолько, что даже позволила ему обнять меня за талию, вот как сильно мне требовалась моральная поддержка. Ну и где моя хвалёная храбрость и свежеприобретённая уверенность в себе?