Своею персиковой наивностью, а также частым отвлечением от переписи бумаг Рыжиков весьма раздражал хмурого и циничного Куроногова, о чем тот не преминал заявлять начальству. Драхенблют выслушивал старшего письмоводителя и сглаживал углы, призывая быть терпимее и снисходительнее. Но Куроногов внушениям не поддавался.
- Нехорошие у меня какие-то предчувствия, - продолжил свою мысль Драхенблют, - И тут не в грозе дело. Может, и не будет ее, грозы-то… Но что-то должно случиться. Может, дурная весть какая или человек…
Куроногов скептически хмыкнул. Рыжиков скрипел пером.
В углу приемной шумно хлебал чай из блюдечка отдыхающий после дежурства и молчавший доселе городовой Зубово-Дробилин. Отпив глоток, он отставил блюдечко, сыто крякнул в мохнатые угольно-черные усы и спросил:
- А что, господа, правду ли говорят, что доктора… как его? Ну того, из душегубки городской… к суду привлекают? Слухи ходят, а кого не спрошу, никто толком не знает. За что привлекают-то?
- Привлекают, - ответил Драхенблют, - За растрату. Проворовался, эскулап.
- Эка канифоль! Я-то думал, залечил кого опять, так ведь за это не судят у нас… а тут растрата, - подивился Зубово-Дробилин и, удовлетворенный ответом, снова взялся за свой чай.
- Гляньте-ка, Небейвдруг бежит! – объявил глядевший в окно Драхенблют, и напрягся.
Почуял что-то неладное и Куроногов. Повисло выжидательное молчание.
Спустя полминуты в приемную ворвался сыскной надзиратель N-ской части Небейвдруг, обыкновенно толстый и степенный, а сейчас весь какой-то всклокоченный и с выпученными глазами. Одет он был в партикулярное платье неприметного фасона.
- Случилось что? – встревожено кинулся к нему Иван Моисеевич, - Запыхались, будто от собак бежали.
Небейвдруг снял котелок и стал им обмахиваться.
- Там этот к вам идет… как бишь его? – отдышавшись, сказал сыскной надзиратель.
- Кто? – не понял Драхенблют.
- Ах ты, дьявол!… Забыл фамилию!
- Да кто же?
- В зеленом плаще… Обогнал его за два дома! Бочком-бочком… Сейчас уже здесь будет!
- В зеленом плаще? – повторил частный пристав эхом, оглянулся на подчиненных, хотел неприлично выругаться, но при Рыжикове сдержался. Сказал только: - Gaudium magnum nuntio vobis (2).
Тотчас же воздух будто наэлектризовался, стало душно и нехорошо, вся прелесть момента куда-то исчезла.
- Не было печали, - сердито пробормотал Куроногов.
- А вы оказались правы, Иван Моисеевич, - сказал Зубово-Дробилин и хрумкнул сушкой, -Явился не запылился.
- Ипполит Петрович, - обратился к Куроногову Драхенблют, - Вся надежда на вас.
- Ясное дело, - буркнул старший письмоводитель, и пересел на место приемщика прошений, - Принесла же нелегкая в такую погоду.
Частный пристав сел рядом с городовым, спрятался в щель между шкафом и самоваром и затаился. Туда же пробрался и неглупый Небейвдруг.
- Что происходит? – непонятливо вертел головой восторженный Рыжиков, для которого вся эта начальственная суета была в новинку.
- Смотрите, не вздумайте влезать с разговорами, - предупредил его Куроногов.
Хлопнула дверь. В приемную влетел решительный человек в потасканном зеленом плаще с пелериной. Лицо было неприятно подвижно, глаза возбужденно блестели, взгляд блуждал и метался по какой-то немыслимой траектории. Он был чудовищно очарователен и излучал невероятную энергию жизни.
- Хочу прошение подать, - не здороваясь, заявил посетитель.
- Будьте любезны, - елейным тоном ответил Куроногов и указал на стул.
Иван Семенович незаметно подглядывал из-за самовара. По изумленной физиономии Рыжикова стало понятно, что он ошарашен подобным приемом. Еще никогда он не видал Ипполита Петровича таким милым и услужливым!
Поковырявшись в пелерине, посетитель вытащил наружу десть желтой исписанной убористым почерком бумаги.
Рыжиков заглянул через плечо старшего письмоводителя и увидел, вероятно, что прошение оформлено не должным образом, а точнее говоря, вообще никак не оформлено и к тому же грязно печеркиваниями и переписками. Но Куроногов не обратил на это ровно никакого внимания, хотя обыкновенно цеплялся как клещ к каждой неверной запятой и уж тем более не принимал документов с кляксами и прочими помарками.
Зеленый плащ оглядел помещение шальным глазом и обратил свое внимание на Рыжикова: