Барышня потупила взор, чего с ней, кажется, никогда раньше не случалось. Не обратив на это внимания, Самсон вёл логическую линию дальше.
– И, представьте, я нашёл способ, чтоб нам всё время быть вместе. Не только в кабинете или лаборатории, но всегда! Мы можем стать мужем и женой! – Он горделиво взглянул на неё. – Сударыня, я предлагаю вам свою руку!
«А сердце?», – подумалось Кире.
Вздохнув, она молвила:
– Люди женятся по страсти. А мы с вами не любим друг друга… – На это он пожал плечами, желая что-то сказать, но Кире сей жест не понравился, и она не дала себя перебить. – Par ailleurs,[6] Самсон Данилович, физиологические отношения, сопутствующие браку, слишком глупы и унизительны. Во всяком случае, ежели в них вступают без сердца.
– Вы ведь знаете, я всегда всё предвижу, – без ложной скромности ответствовал профессор. – Предвидел я и это возражение, друг мой. Будет у нас и сердце, и любовь.
– Неужто?
Кира Ивановна недоверчиво смотрела на соискателя её руки.
– Уж можете мне верить. Я тут на досуге, от нечего делать, – он небрежно махнул, – занялся пресловутой Формулой Любви, которую всуе поминают сочинители романов. Попробовал представить, как бы она выглядела, если б существовала на самом деле.
– И что же?
– Извольте. «Любовный напиток» – не выдумка и не шарлатанство. Я вычислил его состав без большого труда.
Барышня слушала затаив дыхание, но был ли её интерес сугубо научного свойства, бог весть.
– Продолжайте!
Учёный довольно улыбался.
– Что случается с человеком, чьё сердце, как говорится, поразила стрела Амура? Кровь приливает к лицу, сердце учащённо бьётся, беспричинная улыбка блуждает на лице. Всё это, разумеется, следствие внутренних процессов, происходящих в организме. Каких же именно? Я провёл исследование крови у вашего кучера Серафимки, про которого известно, что он по уши влюблён в комнатную девушку Парашу. Оказалось, что у Серафимки концентрация нейрофора – белка, ответственного за рост нервов, в полтора раза выше нормы. Два дня спустя, когда Параша ответила кучеру согласием, отчего его страсть распалилась до наивысшей степени, я провёл повторное исследование. Содержание нейрофора подскочило ещё наполовину против прежнего! Логично предположить, что состояние влюблённости вызывает ускоренную генерацию нейрофора. А стало быть, резонно предположить и то, что…
Он сделал паузу, и умная ученица (была меж ними такая игра) закончила сама:
– …Что искусственно вызванный выброс нейрофора повлечёт распаление любовной страсти?
– Именно так. Вот оно, «приворотное зелье». – Профессор извлёк из кармана довольно большую склянку, наполненную красноватой жидкостью. – Я добыл его, смешав отвары вот этих трав и корней, хорошо известных народным ворожеям.
Он положил перед своей избранницей листок с выписанными латинскими названиями и точным обозначением процентов. Кира Ивановна прочла и неуверенно сказала:
– Вы полагаете, мы должны попробовать?
– Непременно. Нынче же! Выпьем одновременно, разделив дозу пополам. Самое большее, чем мы рискуем – расстройством желудка из-за Cuscuta europaea, что присутствует в растворе.
Экспериментаторы заперли дверь, разлили напиток поровну и выпили…
Очнулись они только наутро, лёжа на полу, совершенно раздетые. Оба залились краской и признались, что толком ничего не помнят кроме смутных, горячечных видений. Формула любви, составленная рукою химика, оказалась во много раз мощней «приворотных зелий», завариваемых деревенскими колдуньями.
После случившегося брак стал неизбежен, и вскоре, к неописуемому удовольствию добрейшего Ивана Андреевича, свершился в согласии с положенным церковным обрядом, только что без свадебного празднества, от которого молодые с негодованием отказались. Пустое времяпрепровождение – слушать глупые речи и поминутно целоваться под крики «горько»! Пришлось ректору и гостям пировать без молодых, на что почтенные академики нисколько не обиделись.
Поселились новобрачные рядом с лабораторией, в Ректории. Так Иван Андреевич, сын сельского пастора, в шутку прозвал казённый особняк в Университетском квартале, предназначавшийся для ректора. Сам родитель деликатно съехал в Профессорский дом, где пустовала одна из квартир. Господин Гольм пошёл бы и не на такие жертвы, лишь бы ничто не мешало счастью молодой семьи. Ликование тестя не омрачилось, даже когда зять предупредил, что не получит никакого наследства, поскольку Фондорин-старший собирался завещать всё своё нешуточное состояние на прекраснодушные цели.