'Четыре деревни одна за другой однообразно вытянуты вдоль улицы. Пыль. Садов нет. Нет близко и леса. Хилые палисаднички. Кой-где грубо-яркие цветные наличники. Свинья зачуханная посреди улицы чешется о водопроводную колонку. Мерная вереница гусей…
… по деревне этой, каких много и много, где и сейчас все живущие заняты хлебом, наживой и честолюбием перед соседями,'
Учащийся застонал — тема-настроение текста воспринимались абсолютно чуждо и нелепо, словно метровый зуб из картона и пластика, выставленный в витрине стоматологической клиники. Ну неестественно же, жизнь она совсем иная. Понятно, пыль, палисадники и свиньи в ней присутствуют — уж не надо опытному, повидавшему двоечнику это доказывать. Но они не унылые,а требующие внимания, заботы и любви. Особенно свиньи. Свинья, она — ого! Особенно в сметане или с хреном. Нужное животное. И почему «живущие» заняты исключительно наживой и честолюбием? Живущие, они очень разные, они выращивают и засаливают изумительные огурцы, куют надежные дуэльные топоры, а в свободное время заваливаются с подругами на сеновалы, и… Нельзя же так однобоко и пренебрежительно судить о живущих. Сомнительный, однако, это классик.
— Пойду, одежду постираю, — решил князь. — Каторжные работы иной раз спасительны для интеллекта.
Весело шумела вода в ванной, уносила липкость классического текста. Бро с удивлением встряхнул грязные джинсы — что-то тяжеловаты. В кармане обнаружились спецназовский угловатый орден и эльфийский кляп. В смысле, не эльфиского происхождения, а предназначенный для эльфийский хищных ротиков. То-то в библиотеке на правом боку все время ногу давило.
Воспоминания о библиотеке привели к новому приступу давления. Бро поспешно сполоснул трофейную регалию и килограммовую драгоценную садо-мазо игрушку (куда ее кстати, девать, непонятно — вещь безусловно ценная, но такую только покажи постороннему человеку), замочил одежду. Усилием воли вернулся к повторению последнего текста — классическая угрюмость немедля отогнала плотский жар.
— Не текст, а истинная химическая кастрация, — пробурчал князь. — Да цены такой литературе нет, если по нужному месту применять.
Джинсы сохли, задания решались и уточнялись, Бро вернулся к самому началу ХХ века — там зияли очевидные пробелы в двоечных знаниях. Телефон молчал.
Василиса позвонила лишь в середине следующего дня.
— Привет! Отбрыкалась, дело возбуждать не стали. Твой Роман Соломонович — истинный гуру дистанционных консультаций и Ктулху юридического отмазывания. Скинь реквизиты и общую сумму, деньги переведу. Я теперь богатая, сданный «клад талеров» оценили, грозятся на днях выплатить законное вознаграждение. Правда, удалось только двадцать пять процентов выжать… Эй, Бро, почему молчишь? Ты вообще здесь?
Князь был здесь, но не совсем. Видимо, частично растворился в бесконечных сотах телефонной связи.
— Эй⁈ — с некоторой тревогой воззвала графиня.
— Здесь я. Просто слушаю твой голос, — пояснил Бро.
— Ладно-ладно, не начинай, — голос Васко все-таки чуть заметно дрогнул.
Двоечник улыбнулся:
— Я ничего не начинаю, я совершенно стабильно продолжаю. Насчет реквизитов и оплаты не волнуйся, не ипотеку брала, выплатишь все до рубля, хотя и без процентов. Но для начала неплохо бы мне самому те реквизиты получить. Я-то в отличие от некоторых с Романом Соломоновичем вообще не общался. Придется подождать.
— Жду. Только не очень меня подвешивай. За помощь искреннее спасибо, но в долгах оставаться не люблю.
— Да понял я. Это единственное, что хотела сказать?
— Нет. Еще по учебе… — Васко явно колебалась. — Пересдача через два дня. В принципе, мы почти готовы…
Бро представлял, как она сидит, уперев колено в край стола, машинально гладит свою стриженную, чуть колючую голову. Интересно, носит она модно-драные джинсы и шикарно-свободные футболки? Или сейчас в стареньком, хорошо обжившем фигуру халатике? Ух… Ладно, узнаем, будет время.
…— так вот, раз в целом готовы, имеет смысл обратить внимание на слабые места… — Васко очевидно забуксовала, не решаясь сказать.
— Да, я вот тоже думаю — где у меня цепь слабовато заточена? — признался Бро, продолжая глупо улыбаться.
— Хорош уже эвфемизмами меня путать, — запротестовала двоечница. — Опять «цепи, вспилы-запилы, валка», не вздумай эту лесную терминологию в тестовые ответы впихивать. Ты хоть помнишь, что такое «эвфемизм»?
— Нейтральное по смыслу и эмоциям слово, используемое для замены неприличного. Это я усвоил. Немного беспокоит меня поэзия Серебряного века. Почитать — почитал, но толстокож я для символистов-футуристов.
Было понятно, что у Васко перехватило дыхание.
…— так что неплохо было бы эти «ананасы в шампанском» поближе глянуть. А тебе имеет смысл осознать, что такое Петербург и где он вообще находится.
Пауза вышла многозначительной, потом двоечница признала:
— Вот все же ты отъявленная каналья. Манипулятор. Это ты от Ола-Олечки набрался, «разводишь» людей в легкую.
— Мы все учились понемногу, — удачно процитировал Бро. — Наверняка и от фон Штайн нам перепало, но наверное, я просто знаю, куда тебя тянет.
— Знает он… — фыркнула Васко. — Учти, ни о чем личном мы болтать не станем. И бессмысленно, и отвлекаться сейчас никак нельзя. Всего два дня осталось, нужно полностью сосредоточиться на тестах.
— Несомненно, — согласился князь.
Сверили часы. Необходимость в этом едва ли была, но для уверенности пригодится. Бро натянул джинсы — увы, довольно мятые. Ладно, разгладятся, будет же какая-то одежная метаморфоза (тоже нужное литературное слово). Экран компа послушно высветил задание:
18. Термин, в переводе с латинского языка обозначающий «упадок»?
а) декаданс б) акмеизм, в) имажинизм
Чья декларация отображена в сборнике «Пощечина общественному вкусу»?
а) футуристы б) акмеисты, в) символисты
Иной раз слова телефонных разговоров, формулировки тестов, да и все остальное поверхностное не имеет значения. Важно понимание жизненного смысла. Главного и основополагающего. Допустим, неких двух людей уже не особо интересует досдача ЕГЭ. Им просто хочется увидеться, сжать ладонями прекрасную колкую голову (ну, или еще что-то) и убедиться, что всё это взаправду, а не баг компа и учебного задания. Безусловно, сдача экзаменов, новые квартиры, глупые уголовные дела и загадки-парадоксы тестовых реальностей тоже существуют, но во вторую очередь. Или в третью. Но человек — существо сложное, непредсказуемое, иной раз такое глупое вытворит, что сам себе изумится. Есть такая опасность. Так что нужно надежно удерживать в руках рукоять бензопилы своей жизни.
Цифры часов в углу экрана компа дотащились до «14:00», Бро щелкнул «мышью».
Прохладно. Гулко. Высокохудожественно. Шикарно. Поскольку подъезд-парадная огромен, а здешние кованые перила любой художественный музей охотно примет в экспозицию. Безусловно Петербург и, судя по слабости кошачьего амбре и отсутствию десятков коммунальных звонков на высоченных дверях квартир — еще буржуйский, дореволюционный. Не ошибся двоечник. Впрочем, эпоха не важна — с Васко в любом времени было бы хорошо, так что ищем.
Бро бегло оглядел себя: темное пальто, отлично сшитый костюм, начищенные штиблеты. Часы с цепочкой в жилетном кармашке, глубже вполне мускулистый торс. Усы — на ощупь в меру тонкие и ухоженные, запах неплохой туалетной воды. Да, реакция Васко будет сложной. Определенно не лесоруб, в лучшем случае лесоторговец. В кармане пальто оказался шипастый бронзовый кастет, а в заднем кармане брюк плоский браунинг с перламутровыми «щечками» на рукояти. Да, откровенный буржуй. Впрочем, как нам говорит нелитературная классика — «имидж — ничто, жажда свидания — всё!».
Князь взбежал по лестнице, безошибочно шагнул к нужной двери и крутанул звонок. Дверь без промедления распахнули…
Ого!
О Петербурге начала ХХ века написано изрядно, подробно и великолепно. Мрачная роскошь дворцов и пламенный кумач просыпающихся революционных настроений, холод набережных Невы и порочный жар блудуарных будуаров, пряное декадентство, влажный кирпич, «мерзавчики» водки и «бомбы» ледяного шампанского, удушливые витые шнуры самодержавных аксельбантов и револьверов, «Кресты» и Летний сад — всё отражено незабвенной школьной литературой, а то и бессмертными балетными постановками. Но роль прислуги в этих шедеврах отражена крайне недостаточно.