– Попробуешь еще раз?
– Конечно, – отозвалась я и без пауз, не давая ему оценить обстановку, со всей возможной силой пихнула в его сторону мощную волну воздуха. Удар попал в грудь, заставил насмешливого противника закашляться. Я проворно подскочила и сделала идеально красивый бросок через плечо, в котором немедленно что-то хрустнуло (надеюсь, не кости). Илай распластался на лопатках и изумленно уставился на меня снизу вверх.
– Превосходно, Эден! – раздалась похвала магистра. – Я-то думал, вы так и будете обжиматься. Форстад, как лежится? Земля на задницу не давит?
Самомнение ему давит! На мозг.
– Готов продолжить? – вежливо спросила я, склонившись к поверженному противнику. – Или нужно к лекарю?
– Ведьма! – почти восхищенно усмехнулся он.
– Придурок.
Дружеский обмен «любезностями» остановил переливчатый сигнал, который ненавязчиво разлетелся по полигону и оповестил о завершении занятия.
Но победу под звучащие в голове фанфары я праздновала недолго. Ближе к вечеру стало ясно, что к лекарю надо бы мне самой. Плечо, не выдержавшее веса Форстада, нешуточно разболелось. Мысленно проклиная ненавистную боевую магию, вместо столовой, где меня уже поджидали занявшие столик девчонки, я поплелась к лекарю.
В лазарете оказалось неожиданно людно. Раздраженная сестра милосердия в съехавшем на затылок чепце пыталась выставить в коридор взволнованных старшекурсников:
– Господа алхимики, покиньте помещение!
Господа алхимики стояли стеной и не позволяли прорваться к лекарю. Видимо, судьба приятеля их ужасно волновала. Тут сестра заметила меня, переминающуюся с ноги на ногу возле побеленной стены, и немедленно спросила, видимо, воспользовавшись шансом спастись от навязчивых посетителей:
– А у вас что?
– У меня плечо, – немедленно выступила я вперед.
– Боевая магия? – выказала женщина неожиданную осведомленность. – Идем!
Она вела меня по длинному коридору, сочно пахнущему валерьяновым корнем и притирками от боли, и беспрестанно ворчала:
– Наварят на своих атанорах всякой гадости, налакаются все вместе… Каждый божий день кого-нибудь под локотки приводят, а потом ходят проверять – не издох ли? Отчислять таких надо! Так ведь нет, декан заступается. Говорит, алхимики учатся на своих ошибках. А нам что делать? У этого, который на ошибке сейчас поучился, половину лица перекосило и язык почернел…
Я мудро помалкивала, давая сестре выплеснуть раздражение, и скромно семенила рядышком, но мысленно решила, что когда-то ее выперли с факультета алхимии Дартмурта. Она против желания поступила в лекарское училище, а теперь ненавидела всех алхимиков разом, даже если бедняги из любви к науке и алкоголю (никаких сомнений, что в продегустированном эликсире он имелся) страдали в лазарете.
– Ждите здесь. – Сестра указала на раскрытую дверь. – Господин лекарь сейчас подойдет.
Поблагодарив, я вошла в тесную палату с четырьмя узкими койками, разделенными пологами из длинных белых простыней. Все занавески, кроме скрывающей кровать возле стены, были аккуратно подвязаны полосами перевязочной ткани. Видимо, в палате лежал пациент. Стараясь его не потревожить, я тихонечко присела на одну из коек со сложенным в изножье постельным бельем и принялась ждать лекаря.
В глухой тишине было слышно, как в коридоре что-то разбилось. Мимо открытой двери на костылях проковылял бледный тип с перебинтованной ногой. Неожиданно за занавеской раздались подозрительные звуки, точно кто-то возился на койке. И этот кто-то явно не переворачивался с бока на бок! Прозвучал смачный чмок, а следом тихий болезненный стон.
– Ой, котик, – зашептал манерный девичий голосок. – Очень болит?
У меня поползли на лоб брови. Невольно я оглянулась через плечо на расправленный полог. Скрытая от посторонних глаз кровать подозрительно скрипнула, прозвучало сдавленное женское хихиканье. Божечки, как они на узкой койке-то поместились и еще никто не впечатал пятую точку в каменный пол?
Никогда не относилась к сторонникам теории, что нежные лобзания и страстные притирания исцеляют любые хвори. Лечиться надо травяными настойками, аптекарскими порошками и алхимическими эликсирами. Точка.
– А до общаги потерпеть вера не позволяет? – громко проговорила я, давая понять, что в палате вообще-то людно и имеются свидетели оживляющих – кхм – телесных манипуляций.
Товарищи за занавеской немедленно притихли. Видимо, осознавать, что кто-то невольно подслушивает процесс «исцеления» было неприятно.