– Не высовывайся!
– Почему?
Он плюхнулся обратно на дно канавы, но все же кое-что разглядеть успел. Канава оказалась кюветом, вырытым вдоль дороги. По краям дороги зеленели деревья и кусты.
– Куда ты меня отвез?
– Никуда. – Цыган сплюнул. – Хорошо начальники не заметили, что ты из машины вывалился. Я ее подальше отогнал, потом вернулся, подобрал тебя.
– Значит, мы все еще в роще?!
– Ага.
Норд снова высунулся, уже осторожнее. Голова кружилась, земля противоестественно раскачивалась, но теперь удалось сориентироваться. Слева за деревьями угадывался просвет – там находилось поле, где стояла громовская дача. До нее было, наверное, метров двести.
– Почему мы так близко? Почему ты вообще вернулся, а не дал деру ?
Контуженный мозг доктора потихоньку возвращался в режим более или менее нормального функционирования, даже подсказал подходящее выражение из глоссария современного литератора.
– Правило конокрада, – ухмыльнулся Витек. – Прячься там, где искать не будут. А вернулся, потому что у нас своих не бросают. Ты, Котовский, хоть и гаджо , а вел себя со мной по-честному. Наши говорят: «Кон ромэскэ допатяла, долэс ром крэпкос уважинэ ». «Кто к цыгану по-хорошему, того цыган крепко уважает».
– Неужели нас не искали?
– Еще как искали! Понаехало начальников – машин, наверно, тридцать. Галдят, бегают, руками машут, туда-сюда швондрают. Не роща, а улица Тверская, ей-богу. Но потом мотоциклист приканал. Доложил, что таксюху мою нашли. Все туда рванули, а здесь тихо стало.
– Они моментально найдут тебя через таксопарк!
– Кого? Я, когда устраивался, «Виктором Цыгановым» записался. У нас, цыган, фамилиев нету и докэментов мы не признаем. Есть у меня в таксопарке кореша, но они все гадже , а я гадже домой не зову. Гадже – это нецыгане по-нашему, – объяснил Витек. – Вроде как гои у евреев. Не, Котовский, сыскать меня начальникам будет трудно. А начнут по цыганским слободам шукать – свои меня не выдадут. Ты лучше расскажи, чё ты там натворил? Грохнул директора банка, да?
Вопрос был задан с боязливым почтением. Глаза таксиста горели жадным любопытством.
Соврать человеку, который тебя спас, невозможно.
– …Так вышло.
– Может, не наповал?
– Наповал.
– Дела-а… – протянул Витек. Тряхнул черным чубом. – Эх, пропадай моя головушка! Всё одно сгорел я с тобой. Возьмите меня к себе в банду, а? Нецыганская это работа, но мне, чую, понравится. Потолкуй с Китайцем. Ей-богу, пригожусь!
– Потолкую.
Нужно было определить, насколько серьезна травма. Хоть ранение и касательное, но голова есть голова, с ней шутки плохи. Может быть сотрясение, а в перспективе отек мозга.
В одном из карманов у Гальтона имелась экспресс-аптечка. Он промыл руки дезинфектантом, дотронулся до виска и обнаружил, что царапина замазана какой-то липкой дрянью.
– Это я подорожника нажевал, а то из тебя кровища лила.
Подорожник? А, Plantago major . Что ж, листья этого растения содержат фитонциды и обладают отличными кровоостанавливающими свойствами, в сочетании же с ферментами слюны антисептическое воздействие должно усиливаться.
– Молодец, – похвалил доктор, мысленно ставя диагноз: легкая контузия, умеренная кровопотеря, симптомов сотрясения, кажется, нет. В общем, легко отделался.
– Я могу идти. Башка уже не кружится. Мотаем отсюда, а то мои кореша, поди… – он не сразу вспомнил нужный термин, – стремаются .
– Куда мы пойдем? – Витек покрутил пальцем у виска. – Ты погляди на себя и на меня. Будто мясники с бойни.
Он был прав. Поверхностные ранения головы всегда очень сильно кровоточат. Левое плечо, рукав, даже воротник у Гальтона были сплошь в пятнах крови. Цыган, пока тащил раненого в канаву, тоже изрядно перемазался. Этаких пешеходов в два счета заберут в милицию.
– Темна надо ждать, Котовский.
Опять прав. Гальтон разлегся на дне канавы, пристроил локоть под правое ухо.
– Ну, тогда спать.
На боку было неудобно, доктор осторожно перевернулся на живот. В грудь кольнуло что-то острое. Потрогал – угол картонной папки.
Как же он мог забыть?!
– Хабар? – оживился цыган, видя, что «налетчик» полез за пазуху. – Ценное что?
– Сейчас поглядим.
«Ответы. Начато 11 апреля 1930 г.», прочел Норд надпись на обложке. Открыл – расстроился: всего одна страничка, и на ней никаких химических формул, только в столбик несколько коротких строчек, судя по цвету чернил, написанных в разное время.
Но стал вчитываться – ахнул. Возбужденно потер висок – вскрикнул еще раз, уже от боли. Однако был так увлечен, что не заметил, как по пальцам снова заструилась кровь.
В «Эльдорадо» подельники вернулись вечером, когда вдоль Ленинградского шоссе давно уже горели редкие фонари. Особенно прятаться по дороге не понадобилось, потому что улицы на этой дальней окраине были темные, а прохожих встречалось мало.
Днем доктору выспаться не довелось, очень уж он разволновался. Из придорожной канавы беглецы перебрались в глубину рощи и просидели там до глубоких сумерек, благо в одном из карманов нордовской куртки имелся спецпаек: плитка кокагематина, которую честно поделили пополам. Этот чудесный концентрат, авторская разработка д-ра Г.Л.Норда, изготавливается из экстракта бычьей крови с добавлением сухого спирта, меда и кокаина. Не только питателен, но укрепляет силы и начисто отбивает чувство голода.
Скучать было некогда. Гальтон раз за разом перечитывал записи покойного профессора и пытался вникнуть в их смысл. Напряженная умственная работа заставляет забыть обо всем на свете, тем более о течении времени. Когда Витек толкнул «Котовского» и сказал: «Вроде темнеет. Пойдем, что ли?» – доктор очень удивился. Ему казалось, что еще утро.
Шли быстро – вдоль заборов, через пустыри и дворы. Путь занял не больше часа.
На первом этаже клуба, как обычно, было множество цыган. Правда, всё взрослые, для детей поздновато.
– Как я войду в таком виде? – спросил Гальтон перед крыльцом.
– Если не здороваешься, тебя не замечают. Не хочет человек, чтоб его видели – значит, нет человека.