И действительно, если кто-то и удивился появлению двух пугал, залепленных грязью и забрызганных кровью, то не подал виду. Гальтон прошел через зал, чувствуя себя невидимкой.
Он знал, что коллеги дома – на втором этаже горели окна.
Но оказалось, что Зоя сидела на лестнице, в темноте.
– Господи, живой! – закричала она.
Бросилась ему на шею, но не заплакала. Только всхлипнула, всего один раз. Характер у Зои был железный.
– Ты ранен? Я должна тебя осмотреть.
– Я в порядке. Оцарапан скальп. Крови много, но ничего серьезного. Это потом, потом. Идем наверх, я должен вам столько всего рассказать.
Коллеги выслушали рассказ в полном молчании. И у княжны, и у биохимика было одинаковое выражение на лицах: сосредоточенное и несколько недоумевающее. Ну, для китайской маски это неудивительно, но Зоя-то, Зоя? Чем объяснить ее реакцию? Не понравилось Гальтону и то, что коллеги как-то странно переглядывались, будто сомневались в правдивости его истории. Разве так встречают героя, который в одиночку (Витек не в счет) выполнил самую трудную часть задания?
Чтобы эта мысль наконец дошла до членов группы, доктор повторил главное еще раз:
– Директор уничтожен, то есть первая задача миссии успешно выполнена. Сыворотку, правда, добыть не удалось, но теперь нам доподлинно известно, что исходного материала – мозга Ленина – большевикам надолго не хватит. Другого источника получения экстракта у них нет. Да и этот представляется мне сомнительным. Подумаешь, Ленин. Тоже мне Спиноза! – Он позволил себе улыбнуться – честное слово, сказано было неплохо. Но коллеги смотрели на него все так же кисло, и Гальтон посерьезнел. – Не говоря уж о том, что без Громова работы над «сывороткой гениальности», скорее всего, невозможны. Он произвел на меня впечатление чрезвычайно замкнутого господина, который всегда работает в одиночку и не любит делиться секретами… Итак, формулирую вопрос для обсуждения: можем ли мы возвращаться, считая нашу миссию в целом исполненной? Или же следует задержаться и предпринять попытку добыть сыворотку?
Информацию о папке Норд приберег на десерт. Пусть сначала выскажутся. Заранее ясно, что они выступят за возвращение. Гальтон побился бы об заклад, что почтенный Сяо Линь непременно приплетет китайскую пословицу о том, что трудно найти черного кота в темной комнате, особенно если его там нет. Тут с триумфом и будет извлечен листок, свидетельствующий, что комната не совсем уж темная и кот в ней, вероятно, все-таки есть.
Хорошо, что пари не состоялось – Гальтон бы его проиграл. Зоя с Куртом снова переглянулись – и промолчали.
– Да что с вами? – рассердился доктор. – Вы что, транквилизаторов наглотались, от нервов? Я вас понимаю – просидеть почти сутки без дела!
– Мы не сидели без дела… – начала Зоя. – Нет, Айзенкопф, лучше вы.
Немец-китаец скрипнул стулом, закинул ногу на ногу.
– Когда вы не вернулись из рекогносцировки, мы не знали, что думать. Вернее, у нас имелось две версии. Я полагал, что вас засекли во время слежки и арестовали или застрелили на месте. – Он сказал это очень спокойно, а Зоя (доктор заметил) при этих словах вздрогнула. – Мисс Клински придерживалась иного мнения: что вы обнаружили место жительства Громова, попробовали проникнуть туда и с вами что-то случилось. Констатирую, что мисс Клински знает вас лучше, чем я. Впрочем, это неудивительно…
– Дальше, дальше, – поморщившись на бестактность, поторопил его Норд.
– У нас был только один способ получить хоть какую-то информацию – проверить, явится ли Громов на работу. Мисс Клински, разумеется, принять участие в этой вылазке не могла. Ее бы опознали. Поэтому она осталась дома ждать вас. А я отправился в Музей нового человечества договариваться об экскурсии для Университета трудящихся Китая имени товарища Сунь Ятсена. Подгадал, чтобы к шестнадцати ноль ноль оказаться в подземном гараже.
– Что, вахтер опять спал?
Сяо Линь молитвенно сложил руки ковшиком:
– У охранника, который изображает вахтера, внезапно случился инфаркт. Помните японскую банщицу? Не одни чекисты владеют техникой летальной инъекции.
– И когда директор не приехал на работу, вы всё поняли, – кивнул Гальтон, которому наконец стало понятно, почему его рассказ не особенно удивил коллег.
– А он приехал, – ровным голосом заявил Айзенкопф. – Ровно в шестнадцать ноль ноль.
– Шутите?!
– Нисколько. Только директорский кортеж состоял не из трех машин, как раньше, а из бронеавтомобиля и эскорта мотоциклистов.
– Это был не Громов, а кто-то другой. Вы же не видели его собственными глазами?
– Не только видел, но и сфотографировал. Я прихватил из кофра мини-камеру для секретной съемки. Сверхчувствительная пленка способна делать снимки при минимальном освещении. Вот, полюбуйтесь. У меня в универсальном конструкторе есть и мини-аппарат для фотопечати.
На стол легли несколько снимков: человек в шлеме выходит из броневика; человек оборачивается; лицо крупным планом.
Это вне всякого сомнения был Петр Иванович Громов!
И все же поверить было невозможно. Гальтон не проверял у застреленного директора пульс, но этому человеку в сердце попала пуля 45 калибра ! В пиджаке зияла дыра! Пуленепробиваемый жилет исключался – из раны обильно лилась кровь густого венозного оттенка, а это верный признак поражения правых отделов сердца!
– Двойник, – сказал Норд, разглядывая снимок. – У Громова есть двойник. Вопрос лишь, кого я застрелил – настоящего профессора или фальшивого.
– У меня другая версия. – Айзенкопф похлопал узкими глазками. – Человек, которого я видел, шел с трудом и опирался на палку. Посмотрите на фотографию получше – видите, как он бледен? Думаю, никакого двойника нет. Вы стреляли в подлинного Громова, просто рана оказалась нетяжелой. Настолько, что директор смог в тот же день выйти на работу.
– Нет! Говорю вам – нет! – вышел из себя доктор. – Я стрелял с пяти метров! Он был убит наповал!
Коллеги молча глядели на его побагровевшее, растерянное лицо. Нет, лицо было не растерянное, а потерянное . Начальник экспедиции потерял лицо, окончательно и бесповоротно. На Зою он старался не смотреть. Его акции обвалились сокрушительней, чем на Нью-Йоркской бирже в «черный вторник».