– Додсон очень занят, – сказал Дакет. – Как и я. – Он фыркнул, посмотрел на бумаги, а потом помахал ими в моем направлении. – Ты можешь начать с написания черновика прошения о помиловании от имени Алека Ройса, который срубил древовидный папоротник в Королевском лесу. Рубка деревьев там наказывается смертной казнью, но судья милосерден, мы можем рассчитывать на тюремное заключение или штраф.
Я немного подумал:
– Вы сказали, что речь идет о древовидном папоротнике?
– Верно. – Внимание Дакета уже переключилось на что-то другое, и он принялся просматривать бумаги.
– В таком случае нет нужды писать прошение о помиловании, – сказал я. – Обвинение является необоснованным.
– Необоснованным? – Дакет произнес это слово, словно ему в рот попало нечто отвратительное.
– Новое слово. Я его изобрел. – Кстати, для протокола, так и было.
– Есть превосходная фраза: «Без основания», которая вполне подойдет, а если нет, «безосновательным», «недоказанным», «бездоказательным». Так что в необоснованном нет никакой нужды. – Дакет бросил на меня строгий взгляд. – Я не советую тебе использовать новые слова при судье.
– Сэр, забудем неологизмы. – Дакет бросил на меня подозрительный взгляд, и я заговорил быстрее: – Сэр, наш клиент невиновен.
Взгляд Дакета стал жестким.
– Ройс признал обвинение, – сказал он. – Он находился в тюремной камере Нового Замка в течение двух месяцев. У нас нет фактов, которые мы могли бы отрицать.
– Если не считать вопроса, рубил ли он вообще древесину короля, – заявил я. – В соответствии с законом древесина – это «твердое вещество растительного происхождения, которое может быть использовано в строительстве моста, лодки или корабля, оконного переплета, ограды и так далее». Древовидный папоротник слишком маленькое и слабое растение для строительства, из чего следует, что он с точки зрения закона не является древесиной. Древовидный папоротник никому не нужное растение, вроде лианы или барвинка, которое Ройс убрал, чтобы он не мешал нормальному росту настоящего дерева.
В течение нескольких секунд Дакет сохранял полнейшую неподвижность.
– Я полагаю, твои доводы могут подействовать, – наконец медленно проговорил он.
– Если пожелаете, я могу провести защиту сам, под вашим наблюдением, – предложил я.
– Перед судьей Траверсом? – Дакет задумчиво взмахнул рукой, продолжая сжимать в ней бумаги. – Думаю, нет. Чтобы предъявить такой аргумент Траверсу, требуется огромное чувство такта – а у тебя с этим проблемы.
Я надел личину покорного ученика и поклонился.
– Как и всегда, – заявил я, – мне остается только целиком положиться на вашу мудрость.
Дакет кивнул.
– Ты можешь взять сегодня свободный день и отправиться на Бараний остров, – сказал он. – Но завтра посвятишь весь день скрипу пера. – Он сложил бумаги в общую стопку и положил ее на древнем письменном столе черного цвета, где уже лежало множество документов. – Завтра ты не выйдешь из конторы до тех пор, пока не скопируешь все бумаги на этом столе.
Я поклонился:
– Конечно, наставник.
Дакет выдвинул узкий ящик стола и достал оттуда документ с печатью.
– Вот повестка, подписанная судьей Дарси. Не потеряй ее: я не стану досаждать судье перед заседанием, обращаясь к нему с просьбой о повторной повестке. – Он поднял руку. – И не испачкай ее грушевым соком!
Я поклонился:
– Я исполню все ваши указания.
– Тогда ступай, – сказал Дакет. – И, если на тебя нападет стая собак, ты сможешь винить в этом только себя.
– Ну, и о чем это дело? – спросил Кевин Спеллман.
– Кража, – ответил я. – Водоема.
– Разве человек может украсть озеро? – спросил Кевин. – Мне бы такое и в голову не пришло.
Кевин был крепким светловолосым юношей, с которым мы дружили со средней школы. Он одевался в ярко-голубые и желтые цвета, а на его пальцах поблескивали кольца с драгоценными камнями. А еще он носил широкополую шляпу, украшенную серебряным медальоном и страусовым пером. Даже на отдыхе и даже в лодке он носил роскошную одежду, соответствовавшую его положению сына и наследника Смотрителя и Декана Благородной гильдии торговцев тканями.
Торговцы тканями вели свои дела не только по всему побережью, но и за границей, доставляя богатства Этельбайта и реки Остры в остальную часть Дьюсланда и всего мира. Кирпичи Этельбайта и этельбайтское стекло также приносили им прибыль, но еще более ценным товаром являлась шерсть.
В низинах Остры располагались идеальные пастбища, а вода с верховьев реки протекала через горы, где овцы паслись летом. По договорам, заключенным в далекой древности между ремесленными гильдиями, шерсть по фиксированной цене покупали у стригалей представители Почетной общины мойщиков, они мыли сырую шерсть в речной воде и продавали свой товар Благородной компании ворсильщиков и чесальщиков по цене, оговоренной столетия назад, от ворсильщиков и чесальщиков товар отправлялся в Благородный клуб ручной пряжи, гильдии, полностью состоящей из женщин, которые пряли нити в своих домах, после чего шерстью занимались красильщики, суконщики, валяльщики, шелушители, шляпники, драпировщики, портные и так далее, – но только в тех случаях, когда товар предназначался для местных жителей, в противном случае шерсть уходила к торговцу тканями, и тот – в отличие от остальных – отдавал ее по рыночным ценам, если только продажа не шла через посредников.