Неужели она узнала?..
Этого не может быть.
Разве только Талли…
Но Кэрролл покачал головой. Талли Уэст не мог ничего знать. В его кодексе сование носа в чужие дела было равносильно неправильному использованию вилки и другим тяжким преступлениям.
Все дело в погоде, решил Кэрролл, входя в дом жены.
Внутри он почувствовал себя лучше. Дом с его хрустальными люстрами, итальянским мрамором и натертыми до блеска полами был таким же холодным, как, очевидно, все Ваноуэны, судя по портретам кисти Сарджента,[17] взирающим со стен. Он всегда радовался, что в живых из них не осталось никого, кроме Хелены. Ваноуэны были потомками землевладельцев еще при голландской администрации, в то время как Кэрролл был сыном путевого обходчика в нью-йоркской транзитной системе, который попал под поезд, прикладываясь к бутылке во время работы. Происхождение являлось девизом Ваноуэнов — они едва ли одобрили бы мужа, которого выбрала Хелена.
Кэрролл положил шляпу и портфель в стенной шкаф в прихожей и поднялся наверх, скользя мокрой ладонью по атласным перилам.
Хелена была в гостиной, читая Бреки и Луанне неизвестно в какой раз «Винни Пуха».
Она снова сидела в инвалидном кресле.
Кэррол смотрел на жену из сводчатого прохода, покуда она имитировала нелепые звуки, издаваемые Иа-Иа, которые детям никогда не надоедали. Ее тело было напряжено вечной борьбой с изуродованными артритом ногами, но точеное лицо под золотисто-каштановыми волосами оставалось безмятежным, как у монахини. Только он знал, какой ценой достигается эта безмятежность.
— Папа!
Дети устремились к нему, как две ракеты, и повисли на нем. Кэррол подошел к жене и поцеловал ее.
— Наконец-то, дорогой, — сказала Хелена.
— Совсем скверно? — пробормотал он.
— Вовсе нет. Джон, ты весь промок. Неужели было необходимо работать так поздно в эту жару?
— Очевидно, поэтому ты в кресле?
— Я подогревала для тебя обед, который приготовила миссис Пул.
— Мама разрешила нам подождать тебя, потому что мы хорошо себя вели, — сказала Луанна. — Ты принес шоколадку, папа?
— Мы вели себя не очень хорошо, — поправил Бреки. — Видишь, Луанна, я говорил тебе, что папа не забудет.
— Мы поможем тебе принять душ. — Хелена склонилась вперед в инвалидном кресле. — Бреки, ангел, не выпячивай попку. Джон, не мог бы ты поиграть в спасателя на водах?
— Тебе совсем плохо?
— Слегка, — призналась Хелена.
«Слегка!» — думал Кэрролл, поднимаясь с женой и детьми в лифте, установленном два года назад, когда болезненное состояние Хелены стало хроническим. Слегка — хотя даже в самые лучшие дни она волочила ноги, как старуха. Но — на костылях или в инвалидном кресле — отказывалась позволить другим воспитывать ее детей.
Кэрролл принимал душ на глазах у восхищенной семьи, с тоской думая о своем смуглом здоровом теле.
В спальне он обнаружил шейкер с мартини, а на кровати свежее белье и его любимые слаксы и куртку.
— Что не так, Джон?
— Неужели это заметно? — усмехнулся Кэрролл и поцеловал жену в шоколадное пятно, оставленное пальчиками Бреки.
Хант появился под аккомпанемент грома и дождя, как персонаж скверной телемелодрамы.
Кэрролл был удивлен. Его также смутило то, что дети перестали болтать, как только массивная фигура адвоката возникла в дверях столовой.
— Мередит? — Кэрролл приподнялся со стула. — Я думал, вы уже летите в Чикаго.
— Я направляюсь в Ла Гуардиа,[18] — ответил Хант. — Опять ноги, Хелена?
— Да. Как это скучно! — Хелена посмотрела на экономку, которая, стоя в прихожей, держала на вытянутой руке мокрые вещи Ханта. — Мистер Хант выпьет с нами кофе, миссис Пул.
— Да, мэм.
— Нет, мэм, — поправил Мередит Хант. — Но все равно — спасибо. А малышам не пора спать?
Бреки и Луанна украдкой придвинулись к креслу матери.
— Мы хотели дождаться нашего папу, — улыбнулась Хелена, привлекая их к себе. — Как Фелисия, Мередит? Я позвоню ей, как только немного отпустит.
— Не надо. В эти дни у моей жены латиноамериканское настроение.
Что-то явно было не так. Джон Кэрролл снова почувствовал тревогу.
— Уже поздно, ребята! — преувеличенно весело сказала Хелена. — Поцелуйте папу и пожелайте доброй ночи мистеру Ханту.
Хелена выехала в кресле из комнаты вслед за детьми. Уже из прихожей она бросила быстрый взгляд на мужа, потом что-то сказала миссис Пул, и все скрылись за дверью лифта.
18
Ла Гуардиа — нью-йоркский аэропорт, названный в честь Фьорелло Генри Ла Гуардиа (1882–1947) — мэра Нью-Йорка в 1933–1945 гг.