— Это любительская труппа.
— Слушай, мошенник, — пробасил агент. — Если этот провинциал хочет заменить Мэнсона, то должен связаться со мной, а не с тобой. Ведь нужно удовлетворить не тебя, а профсоюз… Ты еще здесь, Арчи?
— Здесь, — вздохнул Даллмен. — И Блуфилд тоже.
Скатни молнией подлетел к телефону. Даллмен подобрал окурок и сунул его в рот, оставаясь рядом с аппаратом.
— Это Скатни Блуфилд, — нервно заговорил Скатни. — Насколько я понимаю, мистер Стоун, Фостер Бенедикт доступен для двухнедельного ангажемента в «Смерти Дон Жуана» начиная с завтрашнего вечера?
— Мистер Бенедикт отдыхает между ангажементами. Не знаю, смогу ли я уговорить его сразу вернуться к работе.
— Насколько хорошо он знает роль?
— Фостер сам не помнит, сколько раз выступал в ней. Это еще одна причина, по которой она может его не заинтересовать. Его тошнит от нее.
— Сколько понадобится, чтобы излечить его от тошноты? — не без юмора спросил Скатни.
— Полторы тысячи в неделю могут с этим справиться, — небрежно отозвался Стоун.
— Дайте мне трубку! — потребовал Даллмен. — С кем ты, по-твоему, имеешь дело, Фил? Бенедикта вышвырнули из Голливуда, не пускают на Бродвей, а телевидению он осточертел. Я отлично знаю, что он не у дел, и не позволил бы мистеру Блуфилду связываться с ним, если бы несчастный случай с Мэнсоном не оставил нас на мели. Семьсот пятьдесят, Фил, или оставим это. Согласен?
— Я тебе позвоню, — через десять секунд ответил агент.
Даллмен назвал ему номер телефона «Холлиса» и положил трубку.
— Он возьмется за это. — Даллмен лег на кровать и уставился в потолок.
Скатни снова запрыгал по комнате.
— Вы напрашиваетесь на неприятности, — заговорил Роджер Фаулер. — Бенедикт плохой актер, Скатни. И я не имею в виду его профессиональные качества.
— Ради бога, Роджер, — сердито сказал маленький человечек. — Неужели мне мало хлопот?
Спустя двадцать минут зазвонил телефон.
— Возьмите трубку, — сказал Даллмен, не вставая с кровати.
— Да? — крикнул Скатни.
— Мы договорились, — сообщил бас Стоуна. — Но вы понимаете, мистер Блуфилд, что должны сами утрясти все с профсоюзом, прежде чем мы шевельнем копытом?
— Да-да. Все сделаю завтра утром.
— Я буду ждать разрешения профсоюза. Как только получу его, Бенедикт выедет к вам.
— Не кладите трубку, — сказал Даллмен.
— Не кладите трубку, — повторил Скатни.
Даллмен устало поднялся с кровати, что-то шепнул Скатни и снова лег.
Скатни поджал губы.
— По моей информации, мистер Стоун, Бенедикт может завтра выехать в Райтсвилл, но оказаться в отеле в Монреале с какой-то девушкой, которую подобрал по дороге. Вы гарантируете его приезд?
— Что нужно этому кровососу Даллмену? Я сам посажу его в самолет — это лучшее, что я могу сделать.
Скатни с беспокойством посмотрел на Даллмена, и тот пожал плечами:
— Хорошо, но, пожалуйста, предупредите мистера Бенедикта…
— Да-да.
— Ему придется делать пересадку в Бостоне — сюда нет прямых рейсов. Я пришлю за ним машину в райтсвиллский аэропорт. Если он прилетит достаточно рано, мы сможем быстро отрепетировать.
— Позаботьтесь о профсоюзе. Как я сказал, мы не пошевелим и пальцем…
— Предоставьте профсоюз мне. А вы отправьте Бенедикта сюда.
— Знающим роль назубок, — подсказал Даллмен.
— Знающим роль назубок, — повторил Скатни и положил трубку. — Арчер, это было истинное вдохновение.
Даллмен что-то буркнул.
— Родж, сбегай через площадь и попроси «Рекорд» придержать станок. Через несколько минут я сообщу им по телефону текст новой афиши.
— Ты твердо намерен продолжать? — спросил Роджер, не двигаясь с места.
— Пожалуйста, Родж! — взмолился Скатни.
Даллмен захрапел.
Зрелище казалось Эллери весьма экстраординарным.
Сцена 4
Было пасмурно, небо хмурилось, когда Эллери шел вокруг площади и по Лоуэр-Мейн.
Для Скатни Блуфилда день оказался изнурительным. С раннего утра маленький человечек разговаривал по междугородному телефону с актерским профсоюзом. Когда все детали были улажены к удовлетворению профсоюза и Фостер Бенедикт вылетел в Бостон, он не мог рассчитывать приземлиться в Райтсвилле раньше чем без пяти восемь вечера. У него едва оставалось время загримироваться, облачиться в костюм и выбежать на сцену к поднятию занавеса в половине девятого.
Эллери вошел в вестибюль переделанного «Бижу», распахнул обитые черной кожей двери и очутился в зале театра Скатни Блуфилда.