– Одевайся в советское, как я, – участливо посоветовал Джордж.
Синти посмотрела на него с ужасом.
– Ладно-ладно, – быстро пошел тот на попятную, – я ничего такого не говорил. И вообще, чего ты плачешься? Если тебя Советы вышлют, ты в прибыли, как ни посмотри: поедешь, как и хотела, в свой Тайвань с хорошим послужным списком. И заодно выйдешь из этого глупого конфликта с Боровом.
Девушка зловредно усмехнулась: эту кличку консула запустила она, используя ее при любом удобном случае, и ведь прижилась!
– А может быть, мне хочется посмотреть, чем тут все закончится? – вскинула брови Синти. – И понять, как это они на меня так смогли выйти при первичном контакте. Да и вообще… Тайвань – это хорошо, но тут наконец стало по-настоящему интересно.
Карл быстро переглянулся со своим напарником и чуть заметно улыбнулся самыми краешками губ.
– Слушайте, – сказала тем временем Синти, – у меня тут еще одна мысль появилась.
На лицах мужчин отразилась безуспешная борьба с улыбками.
– Нет, ну правда! – воскликнула она, возмущенно блестя глазами.
Джордж еще раз огляделся, потом, посерьезнев, кивнул:
– Давай, девочка, отжигай.
– А давайте мы того вруна с Гостиного Двора прижмем, а? Раз у него есть что от нас скрывать, а? Наймем местных гангстеров, и р-р-раз! – Она сделала быстрое хватательное движение рукой и мечтательно зажмурилась. – А ты, Карл, его распотрошишь. Ты же умеешь, да?
Интерес в глазах Карла потух. Он коротко бросил Джорджу: «Объясни», – и увеличил скорость.
– Даже не знаю, что и сказать… – скорбно признался Джордж и почесал под подбородком. – Так-то мы, конечно, парни лихие, но мысль о том, что следующие лет десять Карл проведет в Сибири, меня совсем не греет.
– А если под чужим флагом?
– Нет-нет-нет и еще раз нет. – Джордж замотал головой. – И думать забудь. На такую акцию даже Карллучи не подпишется. Ты что, шпионских детективов на ночь перечитала?
Синти прикусила губу, раздумывая, и нарезала вокруг Джорджа круг. Потом со скрежетом затормозила, из-под лезвий коньков круто полетела белая крошка.
– А предложить больше денег? Много денег? – Она широко развела руками, показывая, сколько это ее «много». Получалось немало.
– Думаем, – признался Джордж. – Он показался мне человеком без больших амбиций – эдакая мелкая шелупонь. А такого слишком жирное предложение может только спугнуть. И потом далеко не факт, что это не банальное совпадение. Так что не горячись. Пусть пройдет немного времени, он расслабится… А там мы что-нибудь для него придумаем.
Понедельник 6 февраля 1978 года, день
Ленинград, Васильевский остров
Под тонкой корочкой крыш, между бескрайним небом и пеналами комнат, скрывается, ни от кого особо не прячась, затейливый мир петербургских чердаков. Здесь разбегаются, перетекая друг в друга, анфилады схлестнувшихся балок; по углам, в сгустках мрака, таятся острые языческие страхи. Запах пыли, настороженная тишина и наискось, будто разводами акварели, – свет.
Сюда, словно в стоячую заводь, набиваются навсегда отставшие от потока времени вещи. Тут можно бродить, как в музее, часами, неторопливо перебирая и рассматривая артефакты иных эпох.
Зачастую уйти отсюда можно десятком путей, и поэтому сегодня мне надо быть здесь.
Я пробрался к выбранному слуховому окну. От него, даже не крутя головой, просматриваются все три входа на чердак, а если выскользнуть на крышу, то ведут в две стороны, во двор и на соседнюю крышу, еще крепкие пожарные лестницы. Идеальное место.
Мой фонарик обежал круг и выхватил очередную находку. Я склонился, разбирая полустертую надпись на стропиле. Ровный девичий почерк, химический карандаш: график дежурства звена местного ПВО. Два имени жирно зачеркнуто.
С невольным присвистом втянул сквозь зубы воздух, а потом помечтал: конечно же эти Света К. и Таня Б. просто попали в эвакуацию, на Большую землю…
«Пусть было так», – пожелал я, но на скулах невольно катнулись желваки.
Скоро, совсем скоро стены этого расселенного дома познакомятся с тяжелым ядром, и этот явленный мне самым краешком фрагмент истории разойдется в вечности навсегда.
Хорошо, что я зашел сюда, – я буду помнить.
Вздрогнул и торопливо посмотрел на часы – восемь минут до сеанса. Пора переключаться на сиюминутное. Я присел и открыл сумку.
Простенький приемник прямого усиления я сваял самостоятельно. Обошелся он мне вместе с наушниками в десятку. В годы войны немецким глубинникам выдавали ламповые прямухи, умещающиеся в пачку папирос «Казбек»; мой же, на пяти транзисторах, легко влез в баночку из-под гуталина.