– Я сам сшил.
Ваня закашлялся:
– Врешь!
– Ха! У меня в этой области талант. Люблю и умею. Хобби такое. Так что, Ваня, будем сотрудничать дальше.
Он с большим сомнением воззрился на меня:
– В смысле буду тебе эти наборы лейблов, пуговиц и заклепок у мореманов покупать?
– Не только, Ваня, не только. Еще ты мои джинсы сбывать будешь.
– Да меня местные за самострок… Если я попытаюсь втиснуться со своим… – Он завращал глазами, не находя слов.
– Спокойствие, Ваня, только спокойствие. Не через Галёру, а дешево, через комки. За хороший процент для тебя, конечно. Я бы и сам, но у меня паспорта пока нет. Смотри, – начал делиться я своими расчетами, – я прикинул, себестоимость одной пары джинсов порядка тридцати-сорока рублей.
– Себе… что?
– Стоимость всех расходуемых материалов, – пояснил я, раздраженно закатывая глаза к потолку. – Джинсы я, когда налажусь, могу за вечер шить. Предположим, ты через комки будешь сдавать по сто пятьдесят. Как думаешь, будут уходить?
– Ну, если самострок не слишком палевый…
– Обижаешь. Ты не отличишь.
– Это вряд ли, – усмехнулся Ваня. – Его всегда видно.
– Посмотрим. – Я демонстрировал непоколебимую уверенность, и Ваню это несколько смущало.
– Если не откровенное палево, то за сто пятьдесят через комок улетит, – подвел он черту.
– Отлично. Значит, комиссия семь процентов от цены – это чирик, материал сороковник… Двадцать тебе, устроит? С каждой проданной пары?
– И что, по двадцать пять пар в месяц будешь делать? – Ваня наклонился вперед, словно цапля, высматривающая в воде рыбешку.
– Разогнался. Я тебе что, раб на галере, так пахать? Три-пять в месяц. Столько мне пока хватит. Ну, по рукам? – спросил я, уже не сомневаясь в ответе.
Оставив Ваню дожевывать обед, я расплатился и ушел.
«Лед тронулся! Лед тронулся, господа присяжные заседатели», – усмехнулся я парапету канала Грибоедова и, пройдя всего несколько шагов, остановился как громом пораженный. Между фонарными столбами поперек дороги раскачивалась на ветру растяжка, приглашающая в Театр комедии на спектакль «Разговор с Лицинием».
– О как! – пробормотал я, отойдя от изумления. – Нет, ребята, пулемет я вам не дам. А вот «Красную звезду» перечитаю.
Воскресенье 25 сентября 1977 года, день
Ленинград, Павловский парк
Середина сентября выдалась хотя и сухой, но зябкой и ветреной, словно хотела побыстрее намекнуть школьникам, что все, баста, каникулы закончились, пора впрягаться. Но потом природа смилостивилась, и днем парным воздухом разливалось по улицам и дворам бабье лето. С утра, если выйти чуть с запасом, можно было неторопливо идти по солнечной стороне вдоль фасадов и беззаботно щуриться, впитывая лицом ласковое тепло.
В такие моменты в теле тугой струной вибрировала радость жизни, и я физически ощущал правильность всего происходящего. Где-то далеко, в сумраке прошлого, осталось циничное будущее с людьми, которых уже ничем нельзя удивить. «Пусть, – твердил я про себя, – пусть лучше придут те, кто умеет жить щедро, отдавая так, что вопреки всем законам природы у них прибывает и не кончается. Пусть, – молил я, – пусть то жуткое будущее разойдется в потоке времени, как расходится в океане извергнутое осьминогом чернильное пятно, без следа. И кол тому будущему в могилу», – заканчивал я тихим шепотом свою утреннюю молитву.
Впрочем, было понятно, что эти теплые дни ненадолго, и сегодня мы провожали последний отблеск лета. Выехали рано и потому поспели в еще почти безлюдный парк. Искрился иней на хмурой от утреннего морозца траве, свежий осенний воздух был, как горная река на мелководье, прозрачен до невозможности, а под ногами шныряли, выпрашивая подачки, яркие белки.
Наш смех разливался по аллеям, разгоняя сонную тишь. Время летело незаметно. Набегались на опушке в «пятнашку», проверили ловкость в «вышибалу» и под конец окучили «картошку» под преувеличенно жалобное повизгивание жертв. Затем сваленные в центр импровизированного стола бутерброды подарили нам ленивую сытость. Осоловев, мы мелкими глотками прихлебывали разлитый из цветастых китайских термосов обжигающе-горячий чай, а сложенный из тоненьких березовых прутиков костерок овевал нас горьковатым дымком.
– Вот и лето прошло, – промычал я, многозначительно поглядывая на почти голый дуб.
– Мне и вправду везло, только этого мало? – уточнила Яська, привалившаяся спиной к тому же стволу, что и я.
– Угу… – Дурачась, слегка притиснул ее. Хорошо, сразу с правого бока теплее стало.