Над переносицей у Томы коротко обозначилась сосредоточенно-вертикальная складочка, взгляд соскользнул с меня на обои за моей спиной. Улыбка на миг истаяла, но тут же вернулась.
– Скоро уже, – успокоила Тома. – Доктор сказала, дней десять еще.
– И пойдем в мороженицу? – Легкая хрипотца еще слышалась в моем голосе, но волнение улеглось, и я смог посмотреть Томе прямо в глаза.
Там мелькнуло что-то непонятное – она о чем-то задумалась, и это были явно не мысли о кафе. Взгляд ее на миг стал из тех, какие скульптор бросает на мраморную глыбу, в уме прикидывая, что таится в ее глубинах. Затем она отмерла, суетливо заправила за ухо некстати выбившийся локон и вдруг залилась краской. У рыжих девиц это происходит легко и сразу, вот и Тома вспыхнула вся, от кончиков ушей и лба до ворота ночнушки.
– Что? – От неожиданности я подался вперед.
– Ох… – прошептала она почти беззвучно, прижав ладони к пылающим щекам. Взгляд горестно заметался по одеялу, потом остановился, уткнувшись в одну точку. – Дюш… Как мне стыдно… Как никогда…
Тома подтянула коленки и, уронив голову, обхватила их руками. Теперь я видел только ее макушку и поникшие плечи.
Лет десять-пятнадцать назад, там, в циничном будущем, я в первую очередь подумал бы о том, а не ведется ли сейчас со мной расчетливая игра; холодно анализировал бы, сколько в этой сцене от искусства кокетства и тонкого умения манипулировать мужчинами; взвешивал бы плюсы и минусы в открывающихся возможностях.
Год-два назад я бы испугался за целостность кокона, которым кропотливо оплел свой затхлый мирок.
Сейчас же сердце дерзко, по-мальчишески кричало: «Хочу любить!» – и мне нечего было противопоставить этому горячему зову, рвущемуся из самой глубины души. Поэтому я просто ткнулся в темечко губами и, глубоко вдохнув запах волос, замер. В ушах будто зашумело море.
Мы молчали, и мне было хорошо и покойно.
Потом я двинулся и взял ее покорную кисть. Пальцы оказались холодными, и мне пришлось припрятать их между ладошками.
– Понимаешь, – начал я осторожно подбирать слова, – что сделано, того уже не исправить. И пусть…
– И как дальше жить? – бесцветно спросила Тома, все так же упорно глядя вниз.
Я замер, вспоминая.
«Ты самая красивая», – неискренне шепчу в ухо, а пальцы уже торопливо теребят пуговичку на блузке.
«Я обязательно позвоню», – киваю в закрывающиеся двери ободранного икаруса и, чуть выждав, метко забрасываю скатанную бумажку с номером телефона в оплеванную урну.
«Дети спят уже? – И, деловито отводя глаза на вешалку: – Мне срочняк подкинули, жрать хочу – не могу…»
– Как жить… – растерянным эхом повторил я, а потом решительно выдохнул: – Да просто жить! Жить, Томка! Это ж так здорово! Только давай договоримся не петлять по дороге, и вот тогда жизнь будет нам в радость.
Она слушала, водя тонким пальцем по одеялу, а потом подняла на меня поблескивающие влагой глаза:
– Ты… А ты сможешь простить?
На скуле нарисовалась влажная дорожка. Я мягко провел пальцем, стирая, и, улыбнувшись, кивнул:
– Да, прощаю. – Помедлил и добавил: – Не с легкостью, но с радостью. Правда.
Она с облегчением выдохнула, потом чуть слышно шмыгнула носом и попросила с едва заметной укоризной:
– И не торопи меня. Мне ведь непросто.
Я развел руками:
– Извини… Мне нравится слышать твой голос и радостно видеть тебя. Тебя это не обижает?
– Нет, – довольно мотнула Тома головой и улыбнулась с некоторой иронией. – Слушай на здоровье. И… мне с тобой тоже очень хорошо.
Четверг 6 октября 1977 года, утро
Ленинград, улица Чернышевского
– Za ushko da na solnyshko… – Фред медитативно покачивался с пяток на носки и обратно у приколотого к стене изображения уха формата А4.
– Da, da, Kemska volost, – отозвался развалившийся в кресле Джордж.
– А кто будет солнышком? – невинно вопросил Карл, отвернувшись от окна.
– Явно не мы, да? – Фривольный тон Джорджа намекал на какую-то непонятную Синти игру слов.
– А жаль, отчетливо жаль…
– О чем эти клоуны базарят, Фред? – Синти за последние недели вполне освоилась в компании «архивариусов», которые сошли ей за подружек.
Фред подробно разъяснил, не поскупившись на сочные детали. Синти немедленно налилась гневом.
Нет, вопрос секса для нее стоял остро, с этим не поспоришь. В консульстве никого, соседи по дипломатическому корпусу тоже не вдохновляют: женатые стариканы и зеленая молодежь. В последнее время она даже на некоторых примелькавшихся парней из «наружки» начала посматривать с интересом. Понятно, что ничего не случится, но отчего ж не помечтать-то?