Среда 19 октября 1977 года, вечер
Ленинград, угол Лермонтовского проспекта
и проспекта Декабристов
– Фёдорыч, тут пацан до тебя. – Моя провожатая отодвинула замусоленную шторку, и я буквально втиснулся в небольшое, плотно заставленное помещение.
Несмотря на приоткрытое окно, в комнате было жарко; пахло куревом, клеем и немного тканями. С высокого потолка самодельной россыпью свисали стоваттки; вниз падал яркий, практически не дающий теней свет, почти как в операционной. За стеклами уже клубился синеватый ноябрьский сумрак, и оттого эта теплая и залитая светом комната казалась, невзирая на загромождение, уютной и обжитой.
– Ну? – рыкнул мастер, вдавливая окурок в стоящую на подоконнике консервную банку.
Я еще раз огляделся. Все, что надо, есть. Хорошо снабжаются наши Дома быта. Мысленно улыбнулся, узнавая трехполосную заготовку под прессом. Повернулся к уже набычившейся фигуре и, указав на улику, произнес:
– На ком кроссовки «Адидас», тому любая девка даст?
Фёдорыч построжел лицом и стремительно двинулся на меня. Я встревоженно напрягся, однако он лишь молча протиснулся мимо и, откинув многострадальную шторку, высунулся в полутемный пустой проход. Повертел головой, прислушался, затем чуть слышно хмыкнул и уже вальяжно вернулся к станку. Сел, одернув полы темно-синего халата, помолчал, потом резко спросил:
– Что надо? Шузы? – Он исподлобья посмотрел на меня и попытался добавить в голос задушевности. – Отдам на четвертак дешевле, если скажешь, от кого узнал, куда идти.
Я подтянул табуретку и сел, показывая, что разговор будет не быстрым. Покачал головой:
– Да нет, Василий Федорович. Понадобятся – куплю или сам сошью.
Мастер прищурился, усмехаясь. Я согласился:
– Да я понимаю, что непросто. Материалы подобрать, инструменты, станки нужные под рукой иметь… Собственно, я насчет последнего. Посмотрите.
Извлек из сумки и аккуратно разложил на столе собранный за месяц набор: отрез диагоналевого денима, бобину крашеных ниток, заклепки и пуговицы, нашлепку с тиснением и красный флажок с вышитым «Levis».
Дал время все разглядеть, потом продолжил:
– Шить умею на вот этих станках. Только доступа к ним у меня сейчас нет… Обсудим?
Фёдорыч повернулся к прессу, в котором была зажата заготовка подошвы, и стал его раскручивать. Я сидел и терпеливо ждал ответа.
– Не, – родил он наконец. – Не получится у тебя.
– Да я готов платить вам за аренду, – взмахнул я рукой. – Ну… Разумную сумму.
Фёдорыч искоса посмотрел на меня:
– Не в этом дело. – И поправился: – Не только в этом. Ты думаешь, что один такой умник? На учете все. Подрастешь, выучишься официально, сможешь сюда попасть по распределению – вот тогда валяй, делай на рабочем месте что хочешь… В разумных пределах, конечно. Но сам! А за проходной двор здесь знаешь что будет? Не знаешь? И слава богу, знать это тебе и без надобности. Так что, вьюноша, – мастер усмехнулся, – иди с миром. В этом Доме быта ничего тебе не обломится. И в других – тоже.
– А может…
– Не может, – твердо прервали меня.
– У вас же здесь никого чужих не бывает, все свои! – воскликнул я недоуменно.
Фёдорыч кривовато усмехнулся:
– Молодой ты… Этого как раз и хватит. Зависть – страшная сила. Нет, я свои рамки теперь знаю. – Он сжал правую кисть в кулак и показал мне: – Видишь?
Мой взгляд прикипел к наколке на первой фаланге среднего пальца. Так, что тут у нас в этом перстне? Квадрат, диагональ, полсолнца светит вниз…
– Слаб я в тюремной геральдике, дядь Фёдорыч.
– Вот и радуйся этому, – проворчал он. – Я почему с тобой вообще разговариваю… Дураков не люблю. Ты вроде не дурак, вон как все спланировал и подготовился. Теперь ты должен свой ум окоротить и поставить в рамки. Иначе – вот. – И мастер еще раз сунул мне под нос наколку.
– Да я сильно наглеть и не собирался, – упавшим голосом сказал я. – Четыре-пять пар штанов в месяц – и в тину. И честно делиться.
Фёдорыч внимательно оглядел меня еще раз, подумал.
– Выучишься, отслужишь – приходи, поговорим. А пока – нет. Рано тебе.
Я вслушался в интонации. Увы, это «нет» – твердое. Ну что ж…
– Спасибо за полезный разговор, дядь Фёдорыч. Удачи вам. – И ушел.
«Ладно. – Я вышел на Лермонтовский проспект и глянул вверх, на сияющую огнями стекляшку Дома быта. – Ладно. Перехожу к запасному варианту».