Да что там парням! Даже мне как-то подумалось, что присоединиться к одному с ней партизанскому отряду могло бы оказаться неплохой идеей…
Недлинная наша программа тем временем уверенно катила к финалу. Вернулся Сёма и принялся приставать ко всем с «а как я?». Выскользнула со сцены Мелкая и подошла ко мне все с тем же молчаливым вопросом в глазах.
Я одобрительно кивнул, покосился на тонкие щиколотки, что выглядывали из-под завернутых шаровар, и искренне похвалил:
– Даже очень интересно получилось!
Прислушался к Кузе – пора. Одернул замурзанную телогрейку, прижал ко лбу ребро ладони, проверяя посадку пилотки, оглянулся. На меня смотрели ожидая.
Я подмигнул:
– Пошли, покажем, как Городницкого надо петь.
Держась за руки, мы шагнули на сцену. Потом сидели в зале, ерзая в мучительном ожидании. Я удивлялся про себя: «Ладно, понятно, зачем это надо мне. Но ребятам-то это все отольется максимум строчкой в выпускной характеристике!»
Видимо, я все же переволновался – отключился, уйдя в себя, и решение жюри прослушал. Очнулся неожиданно – меня вдруг начали восторженно бить по плечам. Довольно разулыбалась обернувшаяся Тыблоко, радостно замахала руками Мэри, а особо храбрые подруги сподобились приобнять меня с двух сторон.
Но не это занимало меня в тот момент. Огонь, как выяснилось, я разжечь могу. Но готов ли, если понадобится, швырнуть этих детей в топку Истории? Это был совсем другой вопрос, и я собирался подумать об этом когда-нибудь потом. Или, если повезет, не думать вовсе.
Глава 1
Четверг 2 марта 1978 года, день
Ленинград, Красноармейская улица
«Четверг. Завтра, значит, пятница…» Моя левая рука напряженно подрагивала. Тарелка горохового супа, наполненная щедрой Карповной до самых краев, угрожающе кренилась то в одну, то в другую сторону. Я пробирался к свободному столику, не сводя с бунтующей посудины укоризненного взгляда. Бефстроганов с макаронами в правой руке вели себя не в пример флегматичней.
Да, меня опять слегка потряхивало. Ведь за пятницей наступит та самая суббота. А потом – то самое воскресенье. Два дня – две давно запланированных операции. Кучно пошло… И не развести никак.
Со вздохом невольного облегчения я сгрузил свой обед на стол и оглянулся. За мной, забавно прикусив уголок губы, торопилась со своими тарелками Мелкая.
Тоже была та еще операция, пусть и в масштабах школьной столовой… Добрый ангел раздатки, тайком подкармливающая балбесов, что спускают обеденные деньги на сигареты, смотрела на меня, пока я излагал свою просьбу, мудрыми глазами черепахи Тортиллы.
– Да знаю я твою девочку. – Карповна согласно прикрыла набрякшие веки. – Правильная.
– Вот, – суетливо всучил я ей пачку талонов на обеды, – здесь на март. Хорошо?
– Хорошо. – Морщинистые щеки дернула усмешка.
– Меня здесь не было? – уточнил я напоследок, обеспокоенно заглядывая в выцветшие от старости глаза.
– Не было, не было, – согласилась она и припечатала вослед: – Монте-Кристо недорощенный…
Не знаю, когда и как Карповна пошушукалась с Мелкой и что именно ей сказала, но одной проблемой стало меньше, и я вздохнул с облегчением.
«Четверг. Завтра, значит, пятница… – Я понял, что стою, уставившись взглядом в белокафельную стену, и одернул себя. – Все будет пучком, не дрожи».
Оглянулся – Томки с Яськой не видать, наверное, побежали «носики попудрить».
– Ну как у тебя дела? – сел рядом с Мелкой.
Та чуть заметно дернулась, приоткрыла рот для ответа…
– О, наш герой! – Напротив опустилась «завуч по внеклассной». В глазах ее светилась веселая приязнь. Следом ожидаемо возникла Мэри, с горкой творожных ватрушек, конвертов с яблочным повидлом и припудренных румяных булочек на тарелке. Советская сдоба под молоко явно произвела на американку впечатление, и за прошедшие полтора месяца щечки у нее округлились.
Да, эта контрастная парочка – брюнетка из КГБ и рыжая с не стершимися до конца повадками хиппи – все время теперь таскаются вместе и, похоже, получают от этого какое-то удовольствие. Хихикают о чем-то своем на переменках; порой торопливо срываются куда-то из школы сразу после последнего урока. А один раз даже выбрались с чердака, словно две лисы из удачного загула по курятнику – в пыли, паутине, но с одинаково довольными улыбками на мордочках, только и разница, что одна была огненно-рыжей, а другая – чернобурой. Потом как-то очень быстро в заброшенной астрономической башне зашевелились ремонтники, пошел слушок о найденном в глухом углу школьном телескопе времен чуть ли не мироведческих кружков конца двадцатых годов… Теперь я с огромным удивлением наблюдал за совершенно неожиданным зигзагом истории – на глазах оживающей школьной астрономической обсерваторией.