- Сектора обстрела развернуты на юг, - я взмахнул рукой, показывая, - а с той стороны наши наступали. Тут, скорее всего, эсэсовцы в обороне сидели - дивизия "Мертвая голова". Она Рамушевский коридор держала, ее тут в сорок втором почти в ноль всю и стерли. Но кровью, конечно, мы при этом умылись... Так что наших надо будет вон там, у подножия искать, в соснах.
Паштет оценивающе прищурился на опушку:
- Думаешь, там будет то же самое, что и на нашем участке?
Я вздохнул:
- Да как бы не хуже. Нам-то наш квадрат потому и дали, что там после войны саперы уже на два раза прошлись. Что-то при тех прочесываниях всяко должны были собрать. А как здесь... Не знаю. По людским потерям с обеих сторон Демянская операция вполне сопоставима с Курской битвой. Так что, сам понимаешь... - я замолчал и развел руками.
- Сколько работы... - негромко протянул Пашка.
- Не понимаю, - встряхнула головой Мэри, и ее рыжие пряди полыхнули на выглянувшем из-за облачка солнце. В голосе звучала самая настоящая боль: - Ну почему?! У нас все не так... Чтобы у нас так лежали... Столько лет...
Чернобурка строго глянула на меня и чуть заметно двинула бровью. Да, мы к таким вопросам готовились, и вот время пришло.
- Поверите, нет, Мэри, - повернулся я к русистке, - но у вас примерно так же: четверть погибших на той войне до сих пор не найдена. Просто наша четверть больше вашей раз в пятьдесят. Вот прямо тут, в лесах, что мы видим с этого холма, наших легло больше, чем ваших в Арденнах, Нормандии, Окинаве и Иводзиме вместе взятых. Собственно, - тут я позволил себе грустно усмехнуться, - в одной вот этой небольшой Новгородской области, через которую не пролегали направления главных ударов, наших погибло больше, чем американцев на всех фронтах второй мировой. Причем заметно больше. Представьте, да?
- В это... в это очень сложно поверить, - побледнела Мэри.
- Хотел бы я быть не прав, - покивал я. - Очень бы хотел...
Мэри медленно прошлась взглядом по лесам на горизонте, и вид у нее был такой, словно она впервые их увидела.
- Все равно не понимаю... - повторила она потом и поглядела на меня так, будто боялась обидеть. - Сколько времени прошло. Если бы такое было на нашей территории, то всех бы уже собрали.
Я досадливо поморщился:
- Понимаете, тут на небольшой полосе фронт два года туда-сюда гулял. Вон там, за рекой, - я указал на противоположный берег, - на довоенной карте обозначен крупный поселок. Сейчас там лес. Все было уничтожено, полностью. Местных жителей на десятки километров вокруг почти не осталось. Потом эти места заселяли заново, и живым было не до мертвых - послевоенная жизнь была очень тяжелой, с голодом. Да и мин в этих лесах хватало, только сойди с тропинки, и каюк... Только в пятидесятые кое-как разминировали, да и то не все.
Мэри стояла, склонив рыжую голову к плечу, словно ожидая услышать от меня что-то еще, гораздо более важное. В горле у меня вдруг засаднило, и неожиданно для самого себя я плюнул на тщательно выверенные объяснения:
- Но вы правы, так - неверно... - и, рубя воздух ладонью, отчеканил: - Мы будем это исправлять.
Американка недоверчиво прищурилась.
- Пашка, - повернулся я к другу, - одним нам здесь не справиться, надо народ поднимать. Так ведь, Светлана Витальевна?
Взгляд Чернобурки провалился куда-то вдаль:
- Да, - сказала она глухо и покивала чему-то, - не ожидала я такого, честно... Совсем. Вернемся, будем с товарищами обсуждать. Есть, о чем поговорить.
- Хорошо, - я еще раз порадовался ее правильным реакциям. Повезло мне с ней, повезло. - Ну, а я по линии райкомов пойду: надо военно-исторический клуб делать. Помещения выделять, музей организовывать, шефов искать... В следующем году из других школ и институтов участников в экспедицию набрать.
Мэри решительно отбросила гильзы в сторону.
- Эх... А я бы тоже приехала, если бы разрешили.
Чернобурка внимательно посмотрела на нее.
- Мы подумаем, - сказала мягко.
- Если все вместе возьмемся, - возбужденно поблескивая глазами, в разговор влез Паштет, - за пять лет леса вычистим!
Я промолчал. Пусть пока думает так. Главное - начать.
- Ну что, - повернулся к притихшим девчонкам, - погнали назад? А то там голодные дежурные и наш завтрак... Как бы чего нехорошего не вышло.
Вокруг понимающе заулыбались. Легкое напряжение, начавшее было витать над нами, тут же разошлось без следа. Назад мы бежали с шутками, а под конец - наперегонки.
Да, голод нас спасал. Голод и усталость. Тень истории, в этих местах густая до неподъемности, методично плющила благополучных городских детей. Парни ходили промеж деревьев задумчивые, девчонки нарыдались за работой, и та же Мэри не раз и не два оросила слезами вовремя подсунутое плечо Арлена. Но возвращаясь в лагерь мы думали не о костяной ноше в клеенчатых мешках, а о густом нажористом супчике из тушенки, лапши и картохи. Потом, разморенные теплом, идущим от побагровевших бревен, гоняли крепкий переслащенный чаек с дымком и добирались ломтями черняшки с салом. Ветерок лениво теребил над штабной палаткой отрядный вымпел с журавлем; тихо бренчал что-то сам себе на гитаре приданный нам фельдшер, настолько ладный и пригожий, что я было заподозрил в нем еще одного "ворона"; в ближнем перелеске сухо постукивали ветви, а в березовых стволах вовсю шло тайное движение соков.