- Пусть, - с усмешкой отмахнулся Бжезинский, - нам бы Советы забороть, а об исламских фанатиках пусть голова пухнет у следующего поколения политиков.
- То, что в итоге неизбежно будет похоронена разрядка, а курс на сотрудничество с СССР будет признан несостоятельным, тебя, очевидно, не беспокоит, - начал рассуждать вслух Самюэль, - но ведь тут придется поддерживать вполне враждебные нам политические течения и режимы, желающие буквально убивать американцев. Вещь скользкая с любой точки зрения. Ты не боишься, - прищурился Хантингтон, - что каждый труп американца в Иране, если там дойдет до обострения специальных игр и оперативных комбинаций, повесят на тебя? Да тот же Мойнихен?
Збигнев криво ухмыльнулся, демонстративно-медленно поднял вытянутую руку над чайным столиком, медленно сжал кулак и так же медленно опустил его на стол, словно что-то придавливая:
- Carthaginem esse delendam!
- Понятно, - у Хантингтона наконец получилась одобрительная улыбка. Потом глаза его хитро блеснули сквозь щелки припухших век. - А от меня-то ты чего хочешь?
Збигнев свел ладони, задумчиво постучал кончиками пальцев друг по другу, потом посмотрел прямо в глаза собеседнику и твердо сказал:
- Поддержки в Совете национальной безопасности перед президентом по этому вопросу.
Хантингтон посмотрел на него удивлено.
- То есть, - сказал с сомнением в голосе, - ты хотел бы моей поддержки в СНБ перед президентом против сенатского комитета в делах, явно задевающих интересы Израиля? Невозможно, ты сам все понимаешь. Несопоставимые весовые категории, даже если действовать через президента. Особенно сейчас... Республиканцы вообще могут нацелиться на реванш за отставку Никсона.
- Погоди, - Бжезинский помахал успокаивающе рукой, - я, все же, не первый год в Вашингтоне. Я не собираюсь размахивать флагом, де, давайте "сольем" шаха, потому что Хомейни лучше уязвит Советы. Это, конечно, было бы глупостью. Но ты же понимаешь, что моя позиция в Администрации позволяет, к примеру, тихо придерживать наиболее громкоголосых защитников Пехлеви27? Просто мы могли бы вроде как порознь им оппонировать, опираясь на вполне разумные доводы. К примеру, шах давно уже закрывает глаза на деятельность коммунистов из ТУДЕ28 и, вообще, глядя на Афганистан, готов сейчас работать с СССР даже в столь чувствительной для нас области как военная. А поставки вооружений - это и советники, которые заодно - советская резидентура. Это же разумная оппозиция Вэнсу29 и Госдепу?
- Разумная... - задумчиво согласился Хантингтон, и тут же предупредил: - но многого от меня не жди.
- Все же я буду надеяться на тебя, - многозначительно заключил Бжезинский.
На самом деле, он был доволен этой частью беседы. Даже нейтральность Хантингтона в этом вопросе стоила многого. Самюэль не был его человеком. Состоявшийся корифей политологии вообще был той "кошкой, что гуляет сама по себе", сохраняя свою автономность и достаточное влияние независимо от конъюнктурных покровителей и номинального положения в государственной системе.
У него, как и Джозефа Ная30, был свой "конек", свой взгляд, в рамках которого находились вполне убедительные решения для большинства профессиональных вопросов: "цивилизационный подход" у одного и "мягкая сила" у второго. Это были умные люди, смотревшие на вещи под своеобразным углом, а потому способные увидеть важные моменты, незаметные иным советникам и экспертам. Идеи Джозефа уже дали немало в копилку "Полонии". Да и для работы с советскими "друзьями" они подходили прекрасно - "размягчать" Советы придется долго, но начинать это делать надо уже сейчас.
Однако это были пусть и необходимые, но дальние перспективы. А вот давно задуманный и набравший ход польский проект нуждался в прикрытии уже сегодня. Отказываться от него было уже поздно, а провал его означал немалые, возможно, и не компенсируемые потери статуса, а, значит, и влияния.
Отложить "Полонию" на время тоже было никак не возможно. Многое упиралось именно в темп, основывалось на непрерывной динамике вполне революционного образца - надо будет постоянно опережать неразворотливую и тугодумную советскую систему принятия решений. Кроме того, отзывать ставки, сделанные в самой Польше тоже было уже поздно. Нельзя было упускать волну революционного вдохновения, отставать от нее. Збигнев не был любителем серфинга, популярного на обоих побережьях, но кое-какие правила себе представлял. В общем, пришлось бы не просто наверстывать потерянный темп, а, фактически, строить проект заново. В этой ситуации никакой, даже самой искренней помощи "друзей" из СССР не хватило бы...