Черт побери, могу я это или тварь дрожащая?!
- Чурбан бесчувственный... - отозвалось пространство знакомым голосом.
Оказывается, мы уже дошли до Томкиного подъезда, а девушки успели объединиться и теперь совместными усилиями чехвостят меня.
- Задумался, - я с умилением посмотрел на них: руки в боки, глазки блестят наигранным возмущением.
Да, не зря...
- Чудо как хороши! - чистосердечно признался я, сделал шаг вперед и прервал Томку простейшим приемом - поцелуем.
Она затрепыхалась, как рыба в подсачнике: на улице, среди бела дня, у ее подъезда мы еще этим не занимались.
- Дурак! - воскликнула, отбившись, и заозиралась с тревогой. Потом неловко забрала у меня свой портфель и мешок, поколебалась секунду, вдруг чмокнула меня в щеку и убежала в подъезд.
- Да, Соколов, - ехидно улыбнулась мне Кузя и протянула свою ношу, - сочувствую, что ли...
- Зависть, Кузя, плохое чувство, - отбрехался я наставительным тоном.
- И правда - дурак, - припечатала она, неожиданно пойдя пятнами румянца. - Пошли! А то еще твоя Мелкая подумает на меня черт знает что - с нее станется.
- Да ну, не фантазируй, - махнул я свободной рукой.
Кузя хотела было что-то мне на это выпалить, но что - так и осталось тайной, потому что она извернулась и смогла в последний момент проглотить фразу, что уже почти соскользнула с кончика языка. Совершив этот трюк, она возмущенно повращала глазами, а потом как-то обмякла и с безнадежностью махнула рукой:
- Парень. Это диагноз. Пошли, болезный.
Тот же день, чуть позже,
Ленинград, Измайловский проспект
- Соколов... - стонала Кузя, цепляясь подрагивающей рукой за косяк, - ненавижу...
Бока ее до сих пор запалено ходили, хоть мы уже пять минут как не бежали; влажные пряди прилипли ко лбу и щеке. Второй рукой она потирала правое подреберье.
- Потом легче будет, - предположил я неуверенно, - да и пробежали-то всего ничего...
- Скотина... - она тяжело осела на табуретку и наклонилась к кедам, - вот как чувствовала: не стоит помывка в твоей ванной того...
Мелкая уже скинула обувь и посматривала теперь на Наташу с улыбкой легкого превосходства.
- На, твоим будет, - я протянул Кузе большое вафельное полотенце.
С кряхтением и стонами та удалилась в ванную комнату. Мелкая проводила ее взглядом и встала в тадасану33, а потом неторопливо перетекла в позу дерева. Ошибок не было.
- Отлично, - умилился я, - всего за две недели! Ты - большая умничка.
Мелкая довольно блеснула глазами и вдруг, ойкнув, заскакала на одной ноге.
- Опять? - встревожился я.
- Ага, - виновато поморщилась, растирая левую стопу.
- Пошли, - кивнул я в сторону гостиной.
Бегала Мелкая быстро, легко и могла делать это долго, но порой у нее потом сводило стопы.
Я уселся в угол дивана. Мелкая прихромала следом, плюхнулась, перекатилась на на живот и привычно закинула на меня голени.
- Сейчас, - сказал я, выгибая ей пальцы и стопу, - сейчас уйдет.
Мелкая выдохнула, расслабляясь:
- Уже почти.
Я принялся вдумчиво продавливать повдоль, разминая свод. Потом начал поглаживать всей ладонью. Стопа у нее была маленькая, почти детская, тонкая и мягкая. Иногда она начинала мелко трепетать под моей рукой.
- Как там Софи? - поинтересовался, перейдя к вытягиванию пальчиков.
- Весело и грязно, - мне даже по ее затылку стало ясно, что она заулыбалась.
- Квартира-то хоть за праздники уцелела?
- Чужих не было, - Мелкая извернулась, оглядываясь на меня, и попыталась развеять опасения: - Да нет, с ней забавно. Заботится. Все нормально, не волнуйся.
- Завтра заеду, - пообещал я, - акварель готовь, начнем заниматься.
- Хорошо, - Мелкая положила голову набок и о чем-то призадумалась. Спина ее напряглась.
- Только не вздумай сегодня метаться и что-то судорожно готовить, - предупредил я, берясь за вторую стопу.
- А, нет... - она покачала в воздухе свободной стопой, - я не о том. Письмо от бабушки сегодня пришло. Зовет на лето, - Мелкая опять легко изогнулась и серьезно посмотрела на меня.
- О... - протянул я задумчиво.
От беседы с Жозефиной Ивановной в Ташкенте у меня осталось весьма сложное послевкусье: по ходу пришлось немного приоткрыться, а вот что она в эту щелочку успела во мне подсмотреть, так и осталось тревожащей загадкой. Впрочем, кое-что взамен я получил: внучка, как бы француженка поначалу не изображала равнодушие, была ей дорога.
- И как ты на это смотришь? - поинтересовался я у Мелкой.
Взгляд у нее стал напряженным.
- А ты что-нибудь уже думал о лете? - она пыталась говорить непринужденно, но напряженно поджавшиеся пальцы выдали ее с головой.