— …Знаешь, — задумчиво отзывается трубка, — я сегодня, так и быть, не поеду, но завтра после школы точно зайду, что-то ты совсем плох стал. И лучше бы тебе всё самому вспомнить до этого момента!
— Ой, уже боюсь, — заулыбался я, — ты ж на раненного руку-то не поднимешь? Ладно, договорились, буду стараться. Давай, Зорька, теперь ты спокойно попьёшь чай без телефонной трубки у уха, а я полежу.
— Как ты опять меня назвал!? — взвивается она на том конце, словно укушенная оводом.
— А что, Зорька — это очень красивое имя, мне нравится.
— Так коров зовут! Ты хочешь сказать, что мне идёт коровье имя!? Может, ты у меня ещё что-нибудь общее с ними видишь?!
— Всё-всё, — я стремительно капитулирую, — пожалей больного в голову. Ну, извини, пожалуйста. Я действительно не хотел тебя обидеть. А имя действительно красивое.
Трубка немного помолчала, потом неуверенно переспросила:
— Ты это что, у меня прощение сейчас попросил?
— Ну да, почему нет, раз тебя обидел…
Ещё немного помолчав, Света с чувством выдыхает:
— Ты запомнил, об какую плитку ударился? Пометь, её, пожалуйста, прямо сейчас, пока не забыл — она волшебная, иначе потом придётся искать методом проб и ошибок. А голова у тебя только одна.
Из прихожей донеслись звуки открывающегося замка. Я, приглушив голос, доложил:
— Мама пришла. Давай, до завтра, удачи в школе на контрах, ни пуха не пера.
— К чёрту, тьфу, тьфу, тьфу. Выздоравливай быстрее.
Аккуратно кладу трубку на телефон, телефон задвигаю под кровать, и шмыгаю под одеяло. На пороге возникла мама с сумкой в руке.
— Повезло, на обратном пути заскочила в гастроном, а там сосиски как раз выкинули, успела ухватить два килограмма, пока очередь не набежала, — похвасталась она успехами. — А что телефон в комнате, кто звонил?
— Света.
— Вот неугомонная, — мама неодобрительно насупилась. — Ты ей сказал, что болен?
— Угу, сказал. Завтра придёт после школы.
— Зачем это еще?
— Причёску новую показать. Успокойся, успокойся, я пошутил. Темы по инглишу сверим к субботе.
Мама, удовлетворившись этой версией, направилась на кухню, а я взялся за фотоальбом. Минут за десять, морща лоб и пыхтя, вспомнил имена и клички для двух третей класса, но человек пять смог восстановил только по фамилиям, и то не до конца уверено. По окончанию этого года из двух классов сделают один, остальных разгонят по обычным школам и училищам. Вот ушедших после восьмого я помню, за редким исключением, плохо.
Раздался звонок во входную дверь, в прихожей что-то забормотали. Судя по всему, подоспела медицинская помощь. Быстро, мама минут тридцать как оставила заявку.
«Значит», — напомнил я себе, — «надо получить справку как минимум на три дня».
Дверь в комнату открылась, и на пороге появилась блондинистая девчонка в отглаженном белом халате поверх тёмно-синего вязаного платья. На шее фонендоскоп, в руке — сумка, на симпатичном лице — строгое выраженье. Лет двадцать пять, прикинул я, года два после меда.
«Не окольцована», — на автомате завершил анализ мозг.
«Господи, ну какая мне сейчас разница»? — поразился я вывертам подсознания.
— Ну, что случилось? — спросила она, усаживаясь на край кровати рядом со мной и участливо разглядывая шишку. До меня докатился наивный аромат простеньких духов, вызвав неожиданное сердцебиение и лёгкий румянец на щёках.
— Я на кухне готовила, вдруг слышу в ванной глухой удар и как тело упало, — взволновано начала мама, размахивая руками. — Я туда, а дверь закрыта изнутри. Дёргаю, кричу «Андрей!» — и ничего… Я…
— Мне протокол составлять не надо. Я не милиционер, меня другое интересует, — улыбаясь, врачиха остановила мамин монолог. Затем наклонилась ко мне и положила руку на лоб. Халат немного распахивается, и на фоне окна совсем недалеко от моего лица прорисовалась обтянутая платьем симпатичная окружность.
О, чёрт! Я этого не заказывал! Этот организм меня достал, не было ж в этом возрасте у меня эрекции на взрослых тёть, я это точно помню!
«Ну, всё», — заметалась мысль, — «сейчас, значит, она выяснит анамнез, спросит, что беспокоит и захочет постучать по коленям для определения асимметрии коленных рефлексов», — я испугано скосил глаза на рукоятку молоточка, торчащую из правого кармана врачебного халата. — «Попросит, значит, сесть и закинуть ногу за ногу… И что я ей скажу, и что скажет мама»?!
Тихонько сгибаю ноги в коленях, складываю кисти в замок на животе, и, пока мама в красках и с выражением рассказывает мои паспортные данные, пробую сделать несколько ме-е-е-едленных глубоких вдоха. Помогло не очень. Я прислушиваюсь — совсем даже не помогло. Организм имеет свою собственную точку зрения на то, чем надлежит сейчас заняться, и менять её не собирается.