Его тон давал мне понять, что он ожидает услышать положительный ответ на свои вопросы. Даже сейчас, несмотря на то, что я дала ему обещание и спала рядом с ним, пока он мучился от одолевающих его кошмаров, которые творили со мной невыразимые вещи, он все еще ожидал, что я покину его. А я же в свою очередь, просто уповала на Господа, чтобы он дал мне сил сдержать мои обещания.
— Нет. Я прекрасно понимаю, кто ты и в чем нуждаешься. Я не...
Кью укусил меня особенно сильно, пуская еще больше крови. Его горло сжалось, когда он сглотнул, и когда предпринял попытку отстраниться, я обняла его за голову, прижимая губы к месту укуса.
Мурашки покрыли мою кожу, когда его обжигающее дыхание испепелило меня, превращая в пыль.
— Насыться моей кровью, если это то, в чем ты нуждаешься. Трахни меня, если это поможет тебе поверить. Je suis à toi (прим.пер. Я твоя).
Он издал мучительный стон, подаваясь своими бедрами вперед, давая мне возможность почувствовать твердость его члена, который был заключен в эластичные боксеры и упирался мне в пупок.
Мое сердце сжалось, когда киска поддалась его действиям. Мой разум опускался в тьму, в которую Кью так искусно погружал меня. Мне было безразлично, что в обществе было совершенно не принято обмениваться кровью. Также мне было совершенно плевать, что общество защищало женщин от того, что было бы для них ужасным, а именно тех вещей, что Кью делал со мной.
Меня не волновал окружающий мир. Были только мы. Это было наше извращенное изучение того, как жить без чувства вины и стыда.
Кью продолжал покусывать мою шею, поднимаясь вверх вдоль челюсти к губам. Когда он поцеловал меня, то не стал сдерживаться. Его язык погрузился глубоко, принося металлический привкус крови и потребности, настолько основополагающей, что это грозило уничтожить все мои сознательные мысли, полностью развенчать все знания, существующие ранее, и принять жизнь, что подразумевала под собой существовать только для того, чтобы быть с Кью.
Его руки опустились, чтобы ласково пройтись по моему телу. Стиснув мои бедра, он схватил меня за запястье и поднял мою руку, располагая ее чуть в сторону, тем временем, продолжая трахать своим грешным языком мой рот. Он отстранился, когда внешняя сторона моей руки прикоснулась к поверхности дерева. Его глаза блестели, а зрачки были расширенными.
— Все что касается тебя, принадлежит мне безраздельно. Ты отрицаешь это.
Тяжело дыша, противостоя желанию потереться своей плотью о его ногу, что располагалась между моими бедрами, я покачала головой.
— Я не отрицаю этого.
С резким кивком, Кью потянулся к мягкому кожаному ремешку, чтобы закрепить его вокруг моего запястья. С яростным выражением, он затягивал его, пока я не ощутила слабые покалывания в подушечках пальцев. Резкое чувство паники пришло из ниоткуда, стискивая мое сердце, насыщая его волнением.
Кью замер, смотря на меня беспечно. Жажда, что сияла на его лице, заставила меня желать его больше. Я не могла убежать и осознание этого, без сомнения, возбудило мое тело.
— Ты напугана. — Его голос был грубым, я еле разбирала слова.
Я открыла рот, чтобы отрицать это, но стоило мне скрыть правду? Кью жил ради правды, он боролся за ощущение подлинного страха.
— Ты так туго затянул. Я боюсь, что никогда не смогу освободиться.
Он усмехнулся.
— А ты думаешь, что будешь свободна, когда не будешь обездвижена? Ты совершенно не знаешь меня, эсклава. — Захватывая в плен своих пальцев мою левую руку, он в точности повторил свои действия, пока те же самые ощущения слабых покалываний не стали чувствоваться в моих кончиках пальцев. — Ты никогда не освободишься от меня. Я, в свою очередь, никогда не освобожусь от тебя. Это решать только судьбе, потому что именно она свела нас вместе.
Воспоминания о нашей кровавой клятве заполнили мой разум.
— Nous sommes les uns des autres (прим.пер. Мы принадлежим друг другу).
Он втянул глубокий вдох; на его лице танцевали тени из-за ранних утренних туч. Солнце покрывало комнату круглыми пятнами, от которых веяло теплом, за исключением этого угла. В этом углу было позволено находиться лишь теням.
— Oui ( прим.пер. Да). — Кью склонился, чтобы поцеловать меня, но я держала свои глаза открытыми. Сосредотачивая свой взгляд на точеных скулах и на том, сколько одиночества было в его мучительном взгляде. Мы не отводили глаз друг от друга, пока он целовал мои губы, нежно, но в то же время с ноткой опасности. Его язык балансировал по тонкой грани нерушимого наказания и неконтролируемой страсти.