Уже семь часов!
Может быть, альтернатива далеко не так проста. И, может быть, мое дело не самое важное из тех, что подпадают под твою юрисдикцию; но сам факт его незначительности только прибавляет к ощущению ничтожности, заставляя подозревать, что моя жалоба так никогда и не будет услышана. Попробуй поставить себя на мое место.
По крайней мере, Регина, ты могла бы хоть меня выслушать! Или взглянуть на меня. Я существую. Я осязаем. У меня даже есть зубы.
В конце концов, не так уж мы и отличаемся, ты и я. Правда? Знаешь, у тебя тоже есть свое слабое место. Тебе нужно внимание, признание, хвала. Твой пешечный дебют слаб. Твой слон оголен. Ты тонешь, Регина. Спасите!
Послушай. Я люблю тебя. Я склонюсь к лицу в пруду и прошепчу эти слова. Я люблю. Завтра я умру. Я усею цветами недвижную воду. Я высеку в мраморе твой лик несчастной утопленницы. Колышущиеся в воде волосы. Широко раскрытые глаза. Державу и скипетр. Тогда ты увидишь себя, как в зеркале.
Это только слова. Регина, я пытаюсь выразить, что я чувствую. Я не могу говорить об этом, не ощущая какой-то двусмысленности, не пребывая, некоторым образом, в смятении. Ты должна попытаться понять меня.
Который час?
Я бы тоже предпочел простоту. Отношение один к одному между этой вот лилией у меня в руке и тем, что она должна означать. Ты позволила всему иметь слишком много смыслов, и они противоречат друг другу.
А иногда, Регина, когда тебе казалось, что я отвернулся, ты жульничала.
Конечно, ты можешь сказать, что никогда и не обещала поступать по справедливости, что это делалось другими от твоего имени и без должных на то полномочий. И хотя такую возможность я еще готов допустить, не согласитесь ли вы, мадам, что это только усугубляет дело? Не станем ли мы презирать ту власть, что не в силах воспрепятствовать творящимся ее, власти, именем беззакониям? Возрастет ли наше уважение к такой власти или же сойдет на нет? Не научимся ли мы с течением времени вообще игнорировать власть столь немощную?
Или, может быть, ты считаешь, что раз необходимость обратиться с подобной жалобой хоть к кому-нибудь настолько остра, то ни бездействие, ни несправедливость, ни некомпетентность, ни тщеславная гордость не в силах поколебать твоей позиции?
Увы, само существование этого документа должно, казалось бы, подтвердить, что все обстоит именно так!
Тогда забудь про меня. Забудь мою любовь. Забудь мою боль. Забудь все то, что я тут наговорил. Я сдаюсь. Я потерял слишком много фигур. Не больно-то и хотелось, когда ты предложила сыграть. Я прощаю тебя. Но, пожалуйста, пойми только одну вещь; если я немедленно не получу ответа, я опубликую полный отчет обо всем, что происходило между нами.
Ну что, еще партию?
Успение
Сказал он:
Я решил, что буду очень усердно учиться и внимательно слушать все, что мне говорят, и пытаться понять и, если пойму, решать, согласен ли с тем, что понял, или пытаться понять, почему не согласен, если не согласен, чтобы в конце концов лучше понять, почему.
Сказала она:
Снова лазоревый день, дети! Снова лазоревый день, и снова мы вместе!
Над классными досками на трех стенах комнаты 334 лежат маленькие желуди и скорлупки грецких орехов; там живут дети. Сейчас все они послушно расселись по партам, словно снежные сугробики, наметенные поверх высокой кирпичной стены. У некоторых есть тела, но нет лиц. Некоторые вообще не более чем зигзаги. Она знает всех по именам. Она встречалась с их родителями. Цыпа-дрипа. Курочка-дурочка. Ути-плюти. Гусик-пусик. Петушок-гребешок.
В саду ее – цветы, в шкатулке – драгоценности. Не ведая стыда, она ищет услады в каждой слезе, скатывающейся теплым ручейком по щеке. Она изображена в самой гуще детей.Каритас[6].
Откройте учебники.
Откройте ротики.
Откройте глазки.
Пошире откройте. Сказала она. Чему сегодня мы научились?
Небеса полны их молитвенно воздетыми ладошками. Как те малы! Как крохотны!
Том. Сказала она.
Любой из нас, мисс Локси, может в любую минуту умереть. Умри я через минуту, я хочу быть уверенным, что проживу ее не зря. Сказал он.
Том, нам всем тебя очень не хватало бы. Но сейчас, пожалуй, лучше приступим к уроку истории. Сказала она.
Чему может научить нас история?
Если б эти дети выглянули из окон комнаты 334, они увидели бы прекрасный осенний день, реки и горы, тополя и дубы, дикую природу и бездонное голубое небо. Они б увидели, что небо падает, и хитрую лису. Но нас они не увидели бы, потому что мы невидимы. Писатель невидим. Читатель невидим тоже.
Дети, дети. Сказала она.
Некоторым людям – например, мисс Локси – нравится служить тем, кому не так повезло или кто в чем-то ущемлен; им больно смотреть на фотографии детей, голодающих в Би-афре; поцелуй их непредумышлен.
Она возносится в воздух, поддерживаемая их изящными ангелоподобными фигурками. Неисчислимые херувимы и серафимы выводят баллады и популярные песенки. Души детей, умученных поэзией. Экзальтация любви. У некоторых нет глаз. Некоторые изрисовали лица черными мелками, но крылья их белы – хотя и несостоятельны с точки зрения аэродинамики. Они жужжат, словно колибри. Выше и выше. Розовые облака. Мир остается далеко внизу.
На что мы их обречем?
И тут подошли они к реке.
Давай-ка ко мне на спину. Петушок-гребешок. Давай-ка ко мне на спину, Гусик-пусик. Давай-ка ко мне на спину, Ути-плюти. Давай-ка ко мне на спину, Курочка-дурочка. Давай-ка ко мне на спину, Цыпа-дрипа.
Сказала она.
Небо падает; надо сказать королю[7].
Перевод: А.Гузман
Quincunx (1969)
7
Имеется ввиду английская народная сказка о цыпленке (вар.: курочке), но голову которому упал камешек, а цыпленок решил, что это кусок неба, и побежал докладывать королю. На пути к нему присоединились еще несколько домашних птиц (петушок, уточка, гусь и др.), и наконец им повстречалась лиса (Фокси-Локси), которая пообещала указать кратчайший путь к королевскому дворцу, и привела их к своей норе, и сказала заходить по одному. Дальше варианты разнятся. В одной версии (исходной, кельтской) лиса свернула всем птицам шеи, но петушок (предпоследний в очереди) успел прокукарекать, и курочка решила, что пора откладывать яйцо, забыла о падающем небе и побежала назад в курятник. В более щадящем варианте близ норы случается белка, которая отпугивает лису, запустив в нее камнем, и птицы добираются до дворца, где король находит в перьях на голове у цыпленка/курочки застрявший камешек, и все завершается полным благолепием.