-- Вы бы не могли выключить ваши транзисторы? Невозможно разговаривать, ничего не слышно.
-- Конечно, конечно, сеньорита, если вам угодно. Тем более что я уже привык и почти не слушаю.
Он выключил приемник, который транслировал чемпионат по борьбе, затем второй, из которого лились звуки слащавого романса из какого-то кинофильма.
-- Я провожу вас в кабинет сеньора Бретта, -- предложил Эстебан. -- Он обещал вернуться в пять часов. Ждать придется недолго.
Эстебан вошел в директорский кабинет первым, Флоранс -- вслед за ним. И обомлела.
Кабинет обили красным дамаском. В полированные панели из экзотического дерева можно было глядеться, как в зеркало. Ковер на полу был таким пушистым, что шпильки туфель Флоранс уходили в него наполовину. Кресел и прочей мебели в кабинете наставили столько, что приходилось лавировать. Огромный письменный стол и книжные шкафы были все в позолоченных лепных украшениях в стиле Людовика XV. Кресла обиты тканью под гобелен Люрса. Словом, весь этот разномастный шик напоминал свадебные подарки, от которых не знаешь, как отделаться. И повсюду -- на камине, на письменном столе, на журнальных столиках, вдоль стен -- стояли и висели часы. Маленькие и большие, старинные и современные. И все они, разумеется, показывали разное время -- начиная с четырех часов сорока восьми минут и кончая семью минутами шестого.
-- У вас есть точные часы? -- спросила Флоранс Эстебана.
В ответ швейцар почему-то бросил на нее недружелюбный взгляд. Он раздраженно пожал плечами, словно она задала неуместный вопрос. Однако все же посмотрел на свои часы сначала на правой руке, потом на левой. Потом на часы-перстень, украшавший его безымянный палец. После этого вынул из жилетного кармана часы-луковицу и бросил взгляд на них. Тут же извлек из другого кармашка пятые по счету часы, которые в этот момент отбили четыре минуты шестого и, наконец, шестые, которые объявили тоненьким голоском: "Четвертый сигнал дается ровно в четыре часа пятьдесят восемь минут".
-- Хоть бы одна пара показывала одинаковое время, -- проворчал Эстебан. -- Это дело еще не налажено.
-- Да, пожалуй, -- согласилась Флоранс. Она смотрела на манипуляции Эстебана сначала с удивлением, потом ей стало смешно и грустно.
-- Может, завести небольшую счетную машину, которая будет вычислять среднее арифметическое время, -- предложила она.
-- Вот это да, -- обрадовался Эстебан, не уловив в словах Флоранс иронии. -- Надо будет сказать сеньору Квоте.
-- А также и какую-нибудь машину посолиднее, на тот случай, если первая испортится, -- продолжала все так же шутливо Флоранс, хотя сама чувствовала, что шутки получаются тяжеловесными.
-- Непременно, -- согласился Эстебан, ничтоже сумняшеся, -- как же без запасной.
-- А карманов у вас хватит на все это хозяйство?
-- Как-нибудь устроимся. Раз надо, значит, надо, -- сказал Эстебан.
Вконец обескураженная Флоранс вздохнула и ласково сказала Эстебану:
-- А ведь когда-то у вас были только одни старые добрые часы, и они не доставляли вам никаких хлопот.
Понял ли Эстебан наконец, что сеньорита над ним подшучивает? Похоже было, что он уловил в ее словах скрытую насмешку. Его заплывшее лицо, на котором так ни разу и не промелькнула улыбка, стало еще более важным, еще более торжественным. Казалось, он смотрит на Флоранс с суровым осуждением. Затем Эстебан расправил плечи, ставшие чуть не вдвое шире против прежнего, и выпятил довольно объемистый живот, словно нотариус, гордый своим званием.
-- Дело в том, сеньорита, -- надменно заявил он, -- что раньше мы отказывали себе во всем. Короче, жили, как звери какие-то.
Упрек был достаточно завуалирован. Однако Флоранс поняла, что некстати напомнила ему о том времени, которое он не одобряет. Желая перевести разговор, Флоранс заметила:
-- Какая у вас красивая форма, Эстебан.
-- Вот эта? -- сказал он, оглядывая свои рукава и позументы. В голосе его прозвучало презрение.
-- Это же будничная, -- объяснил он. -- Да и потрепанная к тому же.
"Представляю, какая у него парадная форма", -- с раздражением подумала Флоранс, а вслух сказала:
-- Просто не узнаю кабинета. Честное слово, можно подумать, что это кабинет министра. Или мебельный склад.
Эстебан вслед за Флоранс обвел глазами кабинет.
-- А ведь правда, раньше он выглядел иначе, -- заметил он. -- Смешно, до чего же все быстро забывается. Я уже и не вспомню, как здесь было до сеньора Квоты. Помню только -- очень невзрачно.
-- В общем, дорогой мой Эстебан, -- сказала Флоранс, -- вы, кажется, довольны жизнью?
-- Еще бы. Жаловаться не на что.
-- Все идет так, как вам хотелось?
-- Обижаться не могу.
Но все же по лицу его пробежала тень. Поколебавшись, он наконец решился и доверительным тоном, словно на исповеди, сказал:
-- Пожалуй, вот чего мне иногда хотелось бы: поиграть в пулиш. С моими дружками.
-- Как? -- воскликнула Флоранс. -- Вы больше не играете в шары?
-- Нет, сеньорита, -- гордо ответил швейцар. -- У нас слишком много работы.
-- Много работы? -- переспросила она.
На лице Эстебана появилась легкая улыбка. Первая за все время их беседы. Но в опущенных уголках его улыбающегося рта было больше снисходительной иронии, чем дружеского расположения.
-- Дело не в этом, -- объяснил он. -- Наоборот, работы, пожалуй, даже меньше, ведь у нас по пятницам тоже выходной.
Флоранс не могла скрыть своего удивления.
-- Вы не работаете в пятницу?
-- Да, сеньор Квота с той недели дал нам дополнительный выходной в пятницу.
И так как Флоранс явно ждала дальнейших разъяснений, Эстебан продолжал:
-- Пятница -- теперь день еженедельных покупок мелких служащих. Для некоторых служащих -- это среда, для других -- вторник. Правильно говорит сеньор Квота, непонятно, как это раньше успевали делать покупки, когда свободной была только суббота.
-- В таком случае у вас должно оставаться время на игру в шары, -заметила Флоранс.
Эстебан опять снисходительно ей улыбнулся.
-- Да что вы! -- сказал он. -- Мы, слава богу, теперь совсем по-другому живем, чем при вас.
Улыбка его стала почти надменной.
-- Да и откуда, сеньорита, по-вашему, взять время, ведь мы теперь столько всего покупаем! Вот сами увидите, как в пятницу мы носимся по магазинам. А сеньор Квота поговаривает даже, что еще и четверг надо сделать укороченным днем, работать только до обеда.