– Лети спокойно, верный друг. Ты сослужил старому учителю хорошую службу, – отпустил. Когда встал виднее стало и за порогом двери увидел роскошный нож. Такой хищный, обоюдоострый, почти кортик, только рукоятка, как у финки и лезвие пошире. Поднял и сунул за сапог.
– Что там дальше по плану? – себя спросил Брехт и сам себе ответил, – Правильно. План! Ну, в смысле голубые наркотические песчинки, нужно ещё попробовать с чуть большой дозой.
Сказано сделано. Сделано, пять минут ползанья на карачках, и вот у него в руке уже целая горка голубых песчинок. Лизнул. Волна просто затопила. Затопила, отхлынула и оставила понимание, и что это за вагон, и что это за пиджак.
Вот это ни хрена себе. Вот это сходил за хлебушком. Вот это …
За что? 1932 год. 32!!!??? Голод. Репрессии. Ягода с Ежовым. 1937 с 38. Война. Нет, не надо. Ну, пожалуйста. Может, лучше куда в зачумлённую Европу? Попаданец хренов. Попал, так попал, хуже просто времени не придумать.
Стой. Брехт сел на пол и обхватил шевелюру, останавливая пошедшую в разнос отдельно от него голову. Стоп. Нужно собрать этот синий песок. Весь. Каждое поедание его приносит новые знания. Ничего ценнее знаний в его дурацкой ситуации быть не может. Каждая песчинка потом может стоить жизни, а ведь сколько улетело, пока он с мужиком боролся. Твою ж, налево, хоть стопкран дёргай.
Глава 8
Событие семнадцатое
Это что ж, теперь после курения на балконах и ссать в лифтах могут запретить?!
– А-а-а! Помогите! Грабят! Н-насилуют!
– Да не ори, не до тебя сейчас! Тут мужик какой-то на балконе курит!
Странная странность, он уже минут десять в тамбуре, а может больше, и никто не покурить не выходит, не пробирается через вагоны в вагон-ресторан. Ну, грех не воспользоваться. Брехт, встал на колени и стал методично подбирать песчинки. Теперь знал, что это остатки того сине-чёрного кристалла, доставшегося от гражданина Бабаева. Талисман? Ну, можно и так назвать. Азиз, ну, который сосед, возможно и не догадывался, что этот его талисман делает. Брехт сейчас, лизнув синий песок, узнал. Он переносит душу или матрицу хозяина на девяносто лет в прошлое. Не до секунды, плюс – минус. Вот его в 1932 год забросило вместо 31. Велика радость. Забрасывает в умирающего родственника. То-то показалось фамилия и имя знакомое. Это получается двоюродный дедушка. То есть двоюродный брат его деда. Про него раньше Брехт и знал-то, что во время голода сумел спасти семью, уехал в Спасск Дальний и там работал на стройке железной дороги, пока не арестовали в 37 или 38 году. Но отпустили. Как раз Ежова расстреляли, и всех кто не оклеветал себя, выгнали из тюрем. Осудили Ежовщину. Вроде бы родственник потом в Краснотурьинск и переберётся к родне, но это уже после войны.
Ладно, это не главная информация, что от синего песка досталась. В вагоне, в тамбуре, на него напал и сунул нож в левый бок бандит, что следил за переселенцами немецкими ещё с Омска. И сейчас в десятке шагов отсюда сидят в вагоне два его подельника и они точно знают, что старший пошёл потрошить мужичка, который расплачивался за билеты железнодорожные огромной пачкой денег. То есть, деньги уже успели покинуть тушку Рейнгольда и перекочевать в карман неизвестного «доброжелателя». Сейчас подельники встревожатся долгим отсутствием главаря и примутся его искать. Чего тут искать, вышел в тамбур и вот он. Куда тут денешься с подводной лодки.
Срочно, нужно срочно собрать песочек, это оказывается ключ к памяти реципиента, и так со временем откроется, но вот куда денешься без знания немецкого языка. Вернее немецкий настоящий Брехт знал вполне сносно. Учил. И даже на стажировке был. А вот эта мова, что владели его дальние родственники – суржиком назовём. Ведь двести лет прошло, как уехали из Фатерлянда в Россию искать лучшей жизни и земли. За двести лет, да потом ещё девяносто, серьёзно разошлись языки, плюс у них ведь какой-то южный диалект. Откуда-то с границы со Швейцарией и Францией перебрались в Россию. Нужен язык. Именно этот суржик, а ещё куча знаний по земледелию, по семейному древу, ведь все четыре семьи, что едут на Дальний Восток родственники друг другу.
Вот под все эти невесёлые мысли Иван Яковлевич и ползал по тамбуру, стараясь не пропустить ни одну голубую песчинку. Песчинки лежали неравномерно, там, где Брехт их запулил в небритую харю бандитского бандита, их было прилично намусорено, а вот у противоположного выхода, так отдельные экземпляры голубели. С них и начал. Уже продвинулся почти до середины тамбура, когда послышалось открывание двери, но не со стороны их вагона, а с противоположной. Брехта ещё полосонуло памятью реципиента, у них ведь первый вагон. Кто оттуда может идти?