– Эй, Толян, Байбут! Просыпайся. Чего-то нет Гнедого. Давно за этим ушёл и с концами. Блазнится не Бабан (деревенщина, простак, лох) ни какой мужик тот, а Арап какой (жулик, мошенник).
– Дебил ты, Антрацит. Вон жёнка его и детишки сопливые, и на руки его бы посмотрел, все в мозолях. Лапоть обычный. – Байбут презрительно сплюнул в проход и чуть не попал на ногу проводницы.
– А ну, гедь в тамбур, сейчас мыть буду! – завопила на них страшная рыжая тётка с большущей бородавкой на щеке. Точно Баба-Яга из сказок. Без грима может играть.
Сразу уйти не удалось. Пока Толян копался в чемодане, доставая пачку папирос, пока назад чемодан задвигал, пару минут прошло, а тут как раз вернулась шавка этого Бобра железнодорожного с судками. Его ещё пропустили и чуть подождали, чтобы он не мешал им в тамбуре перетереть расклады с Гнедым.
Вышли, а в тамбуре никого. Вернулись, в туалете проверили, заперт был, но у запасливого Антрацита, ключик этот треугольный имелся, часто ведь приходится в поездах промышлять. В сортире, мамзелька была, визг подняла, да как припечатает ногой по двери, что Антрацит до конца руку убрать не успел. И так ему защемило, оставленные в двери указательный и средний пальцы, что вывалился в тамбур и минуту ползал, стонал.
– Ссука, порешу! Всю рожу располосую!
Бам. Что-то тяжёлое врезало ему по затылку и свет померк.
Событие восемнадцатое
В правильной легенде Прометей украл у богов огненную воду,
а мы все за это расплачиваемся печенью.
Для человека жизнь богов – вечность.
Для мухи человеческая жизнь кажется вечностью. В жизни главное теория относительности.
Брехт ползал по полу и прямо языком его облизывал уже. Что грязный?! Что вон окурки валяются?! Некогда! Вот прямо чувствовал, как улетают секунды. Сейчас, вот сейчас, появится второй бандит. Ага. И третий тоже. А он ни разу не спецназовец, ну, занимался в детстве и юности спортивным самбо, но ведь спортивным, кто же даст подойти к себе и захват соорудить, и из состояния равновесия вывести. Не цирк ведь. Жизнь. Сунут нож под рёбра и вся борьба мигом перейдёт в партер, ну в смысле – будет он валяться и кровью истекать.
Блин, блинский, чистоплюй хренов, не мог сразу до слизывания додуматься. В разы ведь быстрее. Теперь волна через него шла непрерывно, Брехт даже не заглядывал в голову, какой ещё кусок памяти несчастного Штелле открылся. Полезные это знания или тупо заученные псалмы из где там псалмы записывают? Ну, вот этого ещё не знает, а ведь реципиент точно знал. Грамотный был. Даже, так, самый грамотный грамотей в их деревне. Закончил восемь классов почти на одни пятёрки и в совершенстве владеет, и русским, и суржиком этим. По нонешним меркам почти, как высшее образование. Плюс всё свободное время читает книги. Жульверны всякие с Дюмами и Бусенарами. Кравец каждую неделю ему меняет книги в Омске в Библиотеке.
Ещё он прилично играет в шахматы. Может и не разрядник, но в деревне всех побеждает. Странная деревня, где зимой крестьяне играют в шахматы и преферанс. Эксклюзив, мать его.
Всё, не успел. Послышались шаги в тамбуре, ну, который до двери. Туалетная зона? Однако Брехт наметил себе пути отступления. Он заметил, что в угольном ларе почти нет угля и там можно присесть на корточки и тогда сквозь прикрывающую его решётку почти и не видно прячущегося. И там лежит замечательная тяжёлая кочерга. Не удержался, лизнул приличный синий островок и одним движение отступил на подготовленные позиции.
Первым вошёл тот железнодорожник с судками. Он, что-то насвистывая из революционных песен, типа, «мы рождены… и вместо задницы нам пламенный мотор», прошествовал в нулевой вагон и только через целых три минуты, когда Иван Яковлевич собрался уже выходить, появилась блатная парочка. Не очень высокие оба. Где-то по метр семьдесят, но плотные и сильные, не отказывают себе в антрекотах и фрикадельках, в отличие от хозяина нонешной тушки Брехта, тот мясо даже по праздникам в виде супа видел.