Вот влип, так влип. Пришлось и в этом признаваться. Подписал какой-то протокол и еле живым был доставлен в камеру. Отлежался. Дней не считал. Около недели прошло. Почти не кормили, ладно хоть поили вдоволь. А вчера вызвали опять к этому начальнику из Департамента и сообщили, что завтра расстреляют его как шпиона. На рассвете в рощице за Цун (деревней).
Событие тридцать третье
– Изя! Вчера на вечеринке все гости совали стриптизёрше в трусики банкноты, и ты один положил ей туда моток ниток. Почему ты так сделал?
– С мира по нитке – голому рубашка!
Она явно это делала специально. Дразнила Брехта. А как иначе это можно было понимать? Каждое утро он просыпался от шума за окном. Его Пак перевёл как раз на жительство в ту комнату, из окон которой, он и подглядывал за умывающейся Куй. Теперь эту картину Иван Яковлевич мог созерцать каждое утро. Просыпался от того, что девушка наполняла тазик водой, не иначе как специально, задевая за него кувшином. Тазик начищенно-медный тонко звенел и Брехта будил. А Куй что-то по-корейски напевая себе под нос стаскивала до пояса свой халат и оставшись только в одеяниях красоты начинала мыть волосы. Иногда она была повёрнута к вуайеристу старому спиной, и тогда можно было видеть, насколько тонкая талия у девушки. В другой раз она стояла вполоборота, и Брехт любовался, то левой, то правой грудкой (куриной). Один раз так совсем была повёрнута лицом к окну и можно было лицезреть нимфу полностью, хоть и всё равно до пояса. Ну, там у русалок хвост, ничего интересного, что он хвосты рыбьи не видел. Интересно, а как она на нём стоит и не падает. Серьёзный хвост.
И ведь точно знала, что Брехт стоит за шторкой голубенькой и наблюдает за омовением роскошных чёрных волос. Знала и дразнила. Ну, не могла не знать. Бич ведь говорил, что дочь ауру у человека чувствует. А тут от созерцания эта самая аура явно фонила. Прямо выплёскиваясь. Чем? Вожделением. Ну, понятно. Но не основное чувство. Висит какая Даная в музее, никто ведь кроме больных людей её не вожделеет. Так и тут. Любовался совершенством фигуры и прекрасной матовой кожей. Солнцем, запутавшимся в волосах. Искорками радуги в этих иссиня-чёрных водопадах. Молодостью. Свежестью. Плеском воды и тихой с нотками рычания песней. Клип, в общем красивый.
Потом русалка, она же нимфа, она же Куй знает что, как собака крутила головой, стряхивая с волос капельки воды и убегала оставив вместо себя кусочек радуги. Твою ж дивизию, умеют! Нда. Потом травили его всё тем же противным чаем и отправляли на работу. Но не в этот день.
Пак вошёл стремительно, и мановением руки отправив Куй за дверь, наклонился к Брехту, словно и у этого маленького домика саманного есть уши, тихо и медленно, почти по слогам проговорил:
– Через час в западной роще будут расстреливать шпионов. Один из них сказал, что он русский шпион. Он китаец, но и правда очень хорошо говорит по-русски.
– Это там где у нас оружие закопано?
– Нет. Это восточная. Где ты географии учился? Нужно спешить…
– И сколько там …
– Много.
Глава 15
Событие тридцать четвёртое
Чукча умер и завещал двум сыновьям похоронить его в океане.
– Оба сына утонули, копая могилу.
– Большую часть времени люди проводят в могилах.
Васька ночью не спал. Уснёшь тут, если утром расстреляют. Глупо как всё получилось. Он и так переигрывал своё появление в Маньчжурии и эдак. Выходило, что просто дико не повезло. Скорее всего, просто японский патруль позарился на его деньги и куски шёлка в сидоре. Не большие, ведь, цветные, правда. Белый-то шёлк не очень дорог, а вот как у него, в красный и голубой цвет покрашенный, гораздо дороже. Жёнам, небось, решили солдаты японские подарки сделать. Так вот из-за чьей-то жадности и собственной неосторожности придётся теперь погибнуть.
Васька был с юга Китая, и родители были буддистами. Сам же Веймин Сюнь и не знал, верит ли он в богов: христианского, Будду или Конфуция. Нет, скорее. Его воспитатель Блюхер не верил, и всё время высмеивал окружающих, если те бога Христа упоминали. Васька впитал всё это и на людях тоже старался бравировать своим безбожием, но где-то в глубине его детской души теплилась вера в Будду и перерождение после смерти. Он был хорошим человеком, не причинял ни кому страданий и не отнял ни одной жизни, он усердно учился. Может, Будда смилостивится, и он возродится мальчиком в богатой семье, и снова будет ходить в школу.