Брехт прямо пожалел, что слуг уволил, пока к нему Дворжецкий не пришёл и не рассказал, что у этих идиотов нашли револьвер, и расстреляли их как раз на площади с другими, у которых обнаружили хоть что-то напоминающее оружие. Наверняка украли у Терлецкого, вроде бы был у него старенький револьверчик, а вот когда Иван Яковлевич отправлял вещи несостоявшегося самоубийцы, то и не видел его. Сам починил кровать разломанную. Собрал назад вату в матрас. Из трёх подушек удалось скомпоновать только одну, заодно просушил на солнце перо, избавляясь от клещей. Со стульями не лучше. Табуретки две починили, а роскошные венские стулья с мягкими сиденьями пошли на дрова. Родственники помогли восстановить камин, всё же Отто в деревне главным печником был.
И прямо по волшебству, можно сказать, жизнь в Маньчжурии, после отъезда карателей, встала на прежние рельсы. Ковырялись на полях китайцы. Ходили патрулями японцы и китайцы. Базар заработал. Соглядатая у Брехта забрали, и Дворжецкий за старый добрый червонец получил разрешение на производство профилактических и ремонтных работ на железной дороге от Гуанмин Шыэшаня.
Жизнь-то наладилась.
Событие сорок седьмое
Проходя мимо жены – поцелуй её. Ты все равно… мимо идёшь… а ей приятно…
– Нет-нет, Максим, – говорит девушка, – Ни одного поцелуя до свадьбы!
– Ну, хорошо. А ты мне скажешь, когда выйдешь замуж?
Вечер выдался чудный, дневная жара схлынула, и со стороны моря подул свежий ветерок. Попрятавшиеся в жару воробьи вылезли из своих убежищ и устроили перекличку. Председателя, наверное, выбирали. Не получился у коричневых пташек консенсус, и они прямо под окном у Ивана Яковлевича передрались. Послушал он прения воробьиные и решил, что хватит отсиживаться, пора к Паку прогуляться. Тянуло к корейцу целых несколько нитей сразу. Во-первых, хотелось узнать, как же закончилась поездка на юг. Во-вторых, узнать, что же это за такой русский разведчик. Ну, и в-третьих, и главных, с Куй повидаться. Да и поесть чего кроме жареной картошки, опостылевшей захотелось. Оно, конечно, вкусно, но не по три раза в день в течение недели. Хотя нет, он ведь два раза картошку не жарил, а варил, и ещё один раз рис себе сварил. Хотел на плов замахнуться, но это ведь на базар за мясом идти. Так, что рис с морковью. Ну, как бы плов. Почти вегетарианцем стал. Даже чёрствый, как камень, чёрный хлеб размочил в воде и снова поджарил. Невкусная хрень получилась. Так и не был вкусным даже в младенчестве.
Не, так дальше жить нельзя. Оделся в гражданский пиджачок и пошёл. Паки оба были дома. И от очага, в пристройке под навесом, умопомрачительный шёл запах тушёной свинины. Вовремя. Носом чуял!
– Ты, Иван, прямо услышал за километр запах еды, – похлопал его по плечу косматый бородач, – пойдём, пока дочка готовит, новости обсудим.
Зашли в дом, а там и чайник полотенцем прикрытый, налил в две пиалки Бич и стал рассказывать.
– В Чжалайноре я коней с телегой продал. Одежду продал, винтовки продал, даже лопаты с мотыгами продал. Денег теперь на еду и одежду на год хватит. – Пак выхлебал подостывший всё же чай и налил себе ещё.
– А что с разведчиком этим? – Брехт тоже отхлебнул. Нет не чай, опять какой-то отвар трав, чувствовалась мята.
– Васька. Так его зовут. Он остался у моих друзей лечиться. Ничего страшного. На днях должен приехать. Нужно только мне весточку ему послать, что тут всё успокоилось.
– А кто и зачем его послал? – Иван Яковлевич допил отвар лечебный, но как Пак добавки себе не налил. Отставил чашку на стол.
– Тут интересная история, он послан самим Блюхером, чтобы разобраться в нападении на твой дом.
– Ни чего себе? Где я, и где Блюхер?! Хорошо, хоть не Менжинский, – присвистнул попаданец. Даже не верилось.
– Это не единственное ведь нападение. Блюхер хотел даже под видом железнодорожный рабочих солдат опытных прислать, – пояснил кореец бородатый.
– Нда, сюда сейчас только солдат не хватает. Тогда точно китайцы взбесятся.
– Я так Ваське и сказал, и сказал, что мы на днях идём отомстить этому зарвавшемуся убийце.
– Когда? – Брехт и сам ждал этого похода с нетерпением, хоть и понимал, что шанс погибнуть, близок к очень вероятному. Вдвоём на тридцать человек, пусть и при пулемётах.