Колки или небольшие рощицы в основном из сосен, берёз и дубов местных встречались всё реже и реже по мере удаления от границы и становились они всё реже и все меньше по размеру. Уже и по три – четыре деревца стали встречаться. Пак сказал, что вскоре голая степь начнётся, и будет тянуться вплоть до прибрежных зарослей камыша. Эта рощица была для отдыха выбрана не ими первыми. В центре чернел след от костра, и трава его не затянула, а значит не так и давно люди тут огонь разводили. Все ветки у деревьев были выше человеческого роста обломаны, и сразу ясно становилось, что использовали как топливо для костра.
– Здесь расположимся, – плюхнулся и Пак плашмя. Если Васька с Ванькой менялись при транспортировке носилок, то Паку из-за их хлипкости нести почти всегда приходилось. Он ведь даже ниже Брехта по росту и тоже не Шварценеггер в молодости по комплекции, одни жилы. Но тащил все эти пять, может, чуть больше километров, и не стонал.
Полежали пять-семь минут и стали подниматься. Иван Яковлевич сел, прислонившись спиной к берёзе, и достал пачку английских галет. Пока сдирал с них бумагу, так получилось, что он сидел лицом на юг, всё время солнце в глаза било, и он решил пересесть. Приподнялся и, уже зайдя за дерево, бросил взгляд в степь. Там из-за солнца видно было плохо, но вроде чёрное пятно какое в мареве, что поднимается от земли нагретой видно.
– Вроде что-то чернеет, – привлёк он внимание Пака.
Тот прямо подскочил, словно и не валялся на прошлогодней листве только что, изображая труп.
– Где? – Брехт ткнул рукой.
Пак приподнял с земли Арисаку и, приложив винтовку к плечу, приник к оптическому прицелу. Долго рассматривал, минуты три, Брехту уже хотелось вырвать у корейца винтовку и глянуть самому.
– Восемь человек и две лошади, – сообщил, передавая японку Ивану Яковлевичу, Бич.
– Кто? – приник к окуляру.
– Даже гадать не надо. Хунхузы вышли на очередную акцию и задание даже сказать их могу – опять взорвать дом какого-нибудь советского железнодорожного начальника и убить по возможности членов его семьи.
– Удачно! – криво улыбнулся Брехт.
– Да, Ваня, ворожит тебе Хаэчи. Это наш корейский добрый дух, такое существо похожее на льва, что защищает обиженных.
– Что делать будем? – привстал с листьев и Васька. И даже маузер, что вручил ему Брехт, вытащил из деревянной кобуры.
– Вот бы лошадей захватить, а то устал я эти железяки тащить, – предложил Иван Яковлевич.
– Конечно. Их восемь. Тут укрытие никакое, рощица просматривается насквозь. Ветки ведь высоко. Они нас метров со ста уже заметят. Потому нужно залечь и быстрее приготовить пулемёт один. Твоя работа, Иван. – Пак хлопнул Брехта по плечу, одобряя. – Но стрелять из него только в крайнем случае, если что не так пойдёт. Подпустим их метров на сто пятьдесят, и я из винтовки открою по ним огонь. Даже если все назад побегут, то должен успеть положить всех. А ты Васька устройся вон за той берёзой и стреляй только когда кто-нибудь ближе пятидесяти метров подойдёт.
Провозились минуты две. Пока пулемёт на сошки установили, пока лишние вещи за дальние деревья оттащили. И всё ведь ползком. Хунхузов, если это они уже и без прицела видно было. Наконец, все устроились за своими деревьями, и Брехт потянул за затвор, досылая патрон в патронник. Ох, громко-то как. В степи ни ветерка, из всех звуков только жаворонок в степени неподалёку песню распевает, да каркают невдалеке вороны, которые временно уступили рощицу людям. Как бы они этих людей и не выдали. Когда про всяких партизан Иван Яковлевич книги читал, то там всё время то сорока, то ворона выдавала крадущегося неприятеля. А тут неприятель подходит неспешно, ведя двух лошадок в поводу, а ворон-то в рощице и нет, рядом ругаются. Может, этот неприятель и насторожиться.
Уже и голоса стали слышны. Точно ведь хунхузы, всё как в рассказах о них. К ремням винтовок привязаны красные ленточки.
– Ну, велком, дорогие друзья.
Глава 21
Событие пятидесятое
– Девушка, если бы я был цыганом, украл бы тебя.
– Почему?