Первым и пошёл, ведя под уздцы жеребца. Вообще, конь был не конь, а золото, шёл совершенно молча, в прения не вступал, песни не пел, трусил и трусил, даже и не замечая сотни килограмм, что к нему привесили. Васька, в отличие от коня, попенял корейцу и ведь по делу. Теперь, бохатые все, при часах и компасах. Вот, когда выходили, и Пак проложил маршрут, китайчонок высказал отличное от командирского мнение, что нужно бы на пяток градусов взять западнее, чтобы к повороту берега на юг выйти. Кореец он, непоколебимость может с тысячелетним сфинксом посоревноваться. Кивнул и повторил, идём, мол, строго на юг. Вот и пришли.
Теперь не успевая за широкими шагами Пака и Брехта, Васька вприскочку своё: «А я говорил» ввернул.
Самое интересное, что кореец ответил, не проигнорировал.
– Лучше сейчас час ноги побить и выйти к лагерю среди камышей, чем наткнуться на него в голой степи. Там, ведь, хоть и не ждут ни кого в гости, но пленный сказал, что есть пара наблюдателей.
Темнело прямо на глазах, только солнце за горизонт село, как на небо стали звёздочки одна за одной вылазить. Сначала Венера на Западе проявилась, потом всякие Сириусы, а там и Большая Медведица нарисовалась. Южное небо в ясную погоду – это вам не Урал. Тут такие россыпи на небе искрятся, так чётко и зримо виден Млечный путь, что хочется встать, задрав голову, и долго на всю эту красоту смотреть.
Лагерь они увидели издали. Уже почти полностью стемнело, и большой костёр был виден отлично. Километров с полутора различили. Пак опять дал команду положить Чубарого и самим сидеть тихо, как мыши. И, чуть пригнувшись, исчез в камышах. Идти все эти семь километров, прячась в зарослях прибрежных, не получилось. Берег был топкий. Вода, вон, далеко как, а ноги вязнуть начинают, особенно у коня. Пришлось выйти на сухое место в открытую степь и идти с высланным в дозор Васькой. Но не понадобился дозор, костёр виден в сумерках без всяких дозоров.
Долго не было. Ночь вступила в свои права, успокоились почти птицы, не так, чтобы прямо уж тишина, так тишина, но хохот чаек всё реже заставлял вздрагивать. Ссорились ещё самые неугомонные и орали, выясняя, кто круче, но уже без пафоса и вовлечения ещё десятка демагогов в прения. А без зрителей чего связки рвать.
Бич вынырнул из тех же камышей, в которые и нырнул.
– Всё точно, как пленный и сказал. Ждём здесь несколько часов, перекусим немного, отдохнём, даже вздремнём по очереди, а часа в три ночи начнём выдвигаться на позиции.
Да, ждать и догонять – хуже нет. Время просто ползло. Иван Яковлевич проспал свои два часа как убитый. И чуть не подскочил, когда Васька его за плечо тронул. И ведь выспался. Спокойно просидел в дозоре свои положенные часы и разбудил обоих соратников ровно в три часа ночи. Почти всё время на звёзды глазел. Раньше ведь в основном учителя Физики ещё и Астрономию в школах преподавали. Пришлось выучить основные созвездия, и несколько раз в ясные вечера выходил Брехт с учениками на лишённый освещения школьный двор, и там показывал комсомольцам и комсомолкам и медведицы, и Кассиопею и Орла. Не сравнить. Красота на юге. Огромные звёзды, яркие, совсем не те тусклые искорки, что на северном Урале. Лежал, вспоминал. Разные были времена, разные ученики, но те дети, до появления смартфонов, были живее, любознательнее, да и умнее.
Перекусили галетами, запили несколькими глотками воды из фляжек и стали выдвигаться. Позиции обговорили заранее. Всё, как и в рощице. Брехт занимает место слева или на востоке. Васька в центе, а на правом фланге, самом ответственном, себе позицию Пак определил. Почему самый ответственный? Ежу понятно. Если будут драпать хунхузы, то будут именно на юго-запад вдоль берега озера. Там и камыши гуще, да и натура человеческая их туда поведёт, ведь не подумают, что это пришли вражины со станции Маньчжурия. Далеко больно. Подумают, что это с Чжалайнора. Этот городок гораздо ближе, и он на востоке, так что, будут драпать на запад.
Брехта Пак оставил на приличном холме в двухстах приблизительно метрах от лагеря. Его отлично видно было. Полная луна заливала всё серебристым светом и на фоне светлой воды хижины хунхузов были отчётливо различимы. Вдвоём товарищи уползли дальше, а Иван Яковлевич стал обустраиваться. Он решил себе небольшой бруствер сделать из песка и камней. Здесь их в избытке валялось. Сначала попаданец ножом широким и длинным, позаимствованным у хунхузов, ликвидированных у рощицы, разрыхлил почву вокруг, стараясь не шуметь. Иногда лезвие ударяло по камню, и тогда испуганный Брехт надолго замирал. Наковырял. Руками со всех сторон сдвинул полученную землю песчаную перед собой, получился холмик приблизительно сантиметров сорок в высоту и около полумера в ширину. По наружному краю Иван Яковлевич обложил холмик крупными камнями, а потом в промежутки мелочи натолкал. Если по его позиции начнут стрелять из винтовок, то большинство пуль должны попасть в камни и отрикошетить. По окончанию этих фортификационных работ, Брехт водрузил на холмик пулемёт Мадсена. Утопил чуть сошки в рыхлой земле и утрамбовал её. Примерился. Получилось неудобно. Нужно приподниматься, чтобы стрелять. Наковырял снова и нагрёб немного земли под себя. Ну, вот, самое то. Теперь можно спокойно ждать рассвета и сигнала от Пака. Он должен закричать козодоем. Кто это? Шутка. Должен просто начать стрелять первым.