— Ох, — Кьяра снова взяла Франческу за руку. — Он бывает идиотом, это да. И не всегда сходу видит, что его не хотят. Но не подлец, и не станет навязываться против воли. Скажи, можно, я ему по голове настучу?
— Не надо, он и так зол на меня.
— Да не на тебя он зол. Понимаешь, он привык, что весь из себя неотразимый, и никому он не расскажет, что ты его обломила, с ним же такого не бывает! Он же уверен, что перед его обаянием не может устоять никто. Ну, или почти никто. Я, скажем, не слышала, чтобы он подкатывал к донне Эле — та, говорят, отшивала всех. И если с первого раза не понимали — отшивала жёстко.
— То есть, она была с монсеньором Марни, а все к ней приставали?
— Нет, она тогда ещё не была ни с кем. Она и монсеньора отшивала довольно долго, но это всё было ещё до меня. Я их вместе увидела впервые на рождественском вечере — там они просто глаз друг с друга не сводили. Он такой классный в смокинге и с бабочкой, и с бутоном в петлице, а ей сшили очень красивое зелёное платье, а волосы просто завили и распустили, я и подумать не могла, что у неё такие длинные и красивые волосы! Это ж сколько ухаживать надо! В общем, сейчас они вместе. Но я не о них, а о тебе! Давай, ты не будешь пороть горячку и искать квартиру, пока не попробуешь жить у нас? У нас тихо и спокойно, мужиков мы с Джованниной не водим, да у неё и нету, и у меня сейчас тоже, точнее, у неё есть Карло, она ему очень нравится, но они не спят. Она ни с кем спать не хочет, а он никак не может её убедить, что всё будет хорошо. Она просто пишет его портрет маслом на холсте. Он там ещё круче, чем в жизни — всё его накачанное тело напоказ.
— А пишет где — в комнате что ли? — удивилась Франческа.
— Зачем в комнате? В мастерской. Отец Варфоломей разрешает им заниматься своими делами после окончания работы. Она тебе покажет, вот увидишь. А на Гаэтано наплюй. Он по работе обязан делать всё то, что делает. А если ещё будет приставать — скажи мне, я пожалуюсь на него дону Лодовико. А то и монсеньору, за мной не заржавеет, понимаешь?
— Ох, понимаю. Ты можешь, — Франческа улыбнулась.
— Вот и ладно. Знаешь, мне завтра с утра на пары, поэтому я пойду. А ты не вздумай реветь и искать квартиры, тебе надо лежать и выздоравливать. Договорились?
— Да. Сейчас я точно никуда не пойду.
— Вот и правильно, — Кьяра помахала от порога и вышла наружу.
Снаружи было тихо и практически темно — только в конце коридора, там, где выход из медицинского крыла наружу, оставалось немного света.
Так, Гаэтано придурок, и надо бы ему поставить мозги на место. Только кто бы это сделал? И как бы это провернуть, чтобы ещё больше не навредить Франческе — она и так сама не своя, что привлекает столько внимания!
Когда Кьяра вышла в жилую часть дворца, ей навстречу попался Октавио.
— Кьяра, постой. Ты сегодня видела Франческу?
— Видела, а что?
— Как она? К ней можно?
— Знаешь, она уже лучше, но к ней пока ходить не нужно.
— Почему? Я ж просто поговорить.
— А даже просто поговорить не нужно. Вот когда она сможет сама приходить и уходить, и выбирать, с кем хочет разговаривать, а с кем нет — тогда поговоришь. А пока не надо.
— Эй, ты о чём? Её кто-то достаёт? Так ты скажи, я разберусь!
— Ты — не разберёшься. И всё, закрыли тему.
— Нет, погоди. Если я не поговорю, ну так я ж здесь не один, можно и покруче меня найти. Если надо.
— Я уже думаю об этом, спасибо. И дам тебе по дружбе бесплатный совет — если она тебе понравилась, не торопись. Она еле-еле от своего урода отвязалась, дай ей дух перевести. У неё пока глаза по три евро от всего, что происходит, и голову ей только сегодня на место поставили, как я понимаю. И рёбра болят. Ей ни до кого сейчас, правда. Подожди пару недель, а там видно будет.
— Ну ладно, ты обычно дело говоришь, — согласился Октавио.
— А раз я дело говорю — бери мою тяжёлую сумку и тащи до комнаты!
4. Если не ладится что-то одно, займитесь другим
Воскресный вечер Элоиза всегда оставляла для разных важных и нужных дел — разобрать и приготовить одежду на следующую неделю, вымыть голову и высушить волосы, позвонить тем родственникам, с кем давно не разговаривала, дочитать неделю назад начатую книгу. И когда к ней вдруг зашёл Себастьен, она как раз убрала со всех поверхностей спальни и гардеробной грязную одежду, повесила на стойку костюм и блузку на завтра, и собиралась читать и расчёсывать волосы. Так его и встретила — босиком, с распущенными влажными волосами, без косметики, в старых-удобных джинсах и майке.