Кьяре пришлось подчиниться. Морин непреклонно настояла на том, чтобы она сняла не только плащ, но и платье, и чулки и осталась лишь в тонкой нижней сорочке и белье.
— Ложитесь под одеяло, а я сейчас позову горничную. Вас надо растереть хорошенько, — не слушая слабых возражений Кьяры, Морин ловко подталкивала ее к кровати, буквально силой запихала под одеяло, и лишь убедившись в том, что графиня наконец-то вытянулась во весь свой рост и блаженно закрыла глаза, покинула комнату.
Кьяра потеряла счет времени. Ей казалось, что вот только что она забралась в постель и наконец-то закрыла глаза, как ее уже кто-то тормошит.
— Что… — девушка с трудом приподнялась на локте, непонимающе глядя на склонившуюся над ней Морин.
— Выпейте это, — протянула ей бокал с какой-то жидкостью. — Это поможет сбить жар. Не бойтесь. В этом лекарстве нет ни грамма магии, здесь только травы.
Она ловко приподняла голову Кьяры, подложила под нее подушку и, придерживая бокал, заставила молодую графиню выпить все содержимое.
— Вот и замечательно, — Морин отставила пустой сосуд в сторону и подоткнула одеяло. — А теперь спите. Это лекарство должно сбить жар.
Она пробормотала что-то еще, но Кьяра не расслышала, погружаясь в сладкое забытье.
Сколько прошло времени, она не знала. Реальность смазалась, мысли разбегались, в ушах шумело. Кьяре казалось, что она просто растворяется в небытие. Тело горело, кожа болезненно ощущала любое, даже самое безобидное, прикосновение…
Но голоса…
— Ты сошел с ума! Это безответственно! — говорила женщина, и голос ее был знаком, но Кьяра никак не могла припомнить, чей именно.
— Ты ничего не знаешь, — парировал ей мужчина. Его голос Кьяра опознала — это был Кристиан, ее муж, граф ШиДорван.
— Я и не хочу ничего знать, — не замолкала женщина. — Но ты подставил девочку. Зачем? Вот скажи мне, зачем все это тебе понадобилось? Неужели ты не понимаешь, как Малфер отнесется к тому, что ты женился не на его дочери?
— Почему все так волнуются за Малфера? — воскликнул Кристиан. — Вот скажи мне, почему?
— Потому что он опасный противник, — возразила ему Морин.
Теперь Кьяра вспомнила, что женщину зовут Морин. Она живет в этом доме и ее связывают теплые чувства с ее, Кьяры, мужем.
Воспоминания принесли неприятное ощущение. Безнадежность. Боль. Что-то еще, чего Кьяра не смогла опознать. Ей хотелось встать, что-то сделать, но не получалось. Все члены словно свинцом налиты, ни руки, ни ноги не двигались. Слабая усмешка появилась на потрескавшихся губах. Морин обещала, что то лекарство совершено безвредно… Лгала?
— Морин, — спор продолжался, — ты ничего не знаешь. Просто помоги… ей, — Кристиан говорил тихо, но Кьяра слышала его. — Я понимаю, что это для тебя значит, но… прошу. Ты понимаешь, что кроме тебя мне не к кому обратиться.
— И что ты хочешь? — воскликнула Морин.
— Хочу, чтобы ты какое-то время пожила в замке. Помогла Кьяре освоиться. Научила ее… не знаю… как быть графиней ШиДорван?
— Почему я должна согласиться? Вот скажи мне, почему? Ты не должен был на ней жениться. Не должен был, Кристиан! Этим ты подставил девочку под удар!
— У меня не спрашивали согласия, — резко парировал граф. — И, поверь, я сам никогда бы на это не пошел.
— Мне ее жаль.
— А меня ты пожалеть не хочешь?! — возглас Кристиан ШиДорвана эхом отразился в мозгу у Кьяры. — Я пострадал не меньше, чем она! И я тоже не желал этого брака.
— Нет, — спокойно произнесла Морин, — ты сильный и умный. И ты в любом случае ничего не проигрываешь. А она — слабая девочка, которая оказалась в центре интриг. Ее мне жаль. Очень жаль.
— Так помоги ей!
— Кристиан, ты понимаешь, о чем просишь?
— Я всегда считал, что могу на тебя положиться, Морин.
— И я всегда была на твоей стороне, но…
Кьяра окончательно проснулась. Открыла глаза, приподнялась на локтях, чтобы осмотреться. Она лежала на широкой кровати до самого подбородка укрытая одеялом, в небольшой, но уютной комнате. Все здесь, от белоснежного хлопкового постельного белья до белого в тонкую желтую полоску балдахина, говорило о том, что спальня принадлежит женщине. Солнечные лучи, пробивающиеся через цветастые занавески на окнах, отбрасывали причудливые блики на ковер и стены, и казалось, что солнце поселилось в этой комнате. Оно было заключено в нежных обоях, в обивке легкомысленных креслиц, стоящих у окна, в большом тройном зеркале напротив кровати. Туалетный столик был заставлен всевозможными баночками и флакончиками, что еще раз говорило в пользу того, что эта спальня — чисто женское убежище.