– Чоль! Чоль!
Я рыдала. Одной рукой прижимала к себе Ньюке-Чоль, а другой сжимала мамину сережку. Что я наделала?! Что я наделала!
Раздался невыносимый звук, от которого заложило уши. Рев этот шел из глубин моря, из нутра мира, и поднимался к самому небу, окутывая остров первозданным ужасом. Ньюке-Чоль замолчала, вслушиваясь и в каком-то непонятном восхищении тараща глаза в темноту. Туатлин! Он пришел ко мне сам! Я вскочила. Простите меня! Простите, хоть я сама себя никогда не прощу. Не прощу своей глупости, наивности и веры в человеческое там, где ничего человеческого давно не осталось. Я бы взяла меч, но у меня под рукой лишь камни. Я бы билась за тех, кого зовут следами, но кто спасет ее – самого главного моего человека?
– Чоль! Чоль!
Я схватила Ньюке-Чоль и выбежала из грота – сразу в море. Туатлин привычно подставил мне плавник. Ньюке-Чоль зажмурилась и прижалась ко мне, будто хотела в меня врасти. Она дрожала – то ли от холода, то ли от страха. Остров пылал. О Семипрях! Пусть рев туатлина спугнет их! Пусть остановит! Я бросаю даже бабушку, мне нет прощения, и я его не прошу, но пусть они выживут!
Хоть кто-нибудь!
Я не смогу никого спасти. Такие, как я, могут только приносить беды.
Мы уплывали на туатлине, вода от зарева пожара казалась рыжей, я видела, как лодки, будто лепестки пепла, отрываются от огненного цветка на острове и уплывают в темноту. Кто спасся на них? Куда их несет течение Кругового пролива? К каким берегам они пристанут?
Я обняла Ньюке-Чоль и запела ей тихо-тихо:
Часть третья
Земля, которой нет
А море на то и море, чтобы никогда не умиротворяться и ни с кем не примиряться. Оно только переводит дух, дает успокоиться исцарапанным острыми прибрежными скалами волнам – и вновь устремляется в бой, восстав против однообразия и неподвижности.
Это был их единственный шанс, единственная оставшаяся у них слабенькая надежда, и Гарри намеревался держаться за нее, пока ее силой не вырвут из его рук.
Мия из Хотталара
Я сразу решила, что идти надо к Эрли. Больше-то мне и некуда было. Сама бы я могла какое-то время прятаться в Таравецком лесу, но не с трехлетним ребенком. Нам нужно было настоящее убежище. Такое, где нас никто не сможет найти. Всю дорогу до Хотталара я оплакивала остров. Я проговорила все имена. Я не знала, что мне делать со своей виной, со своей бедой. Я, я сама привела стражей на остров, я занесла меч над опустошенными.
Я вспомнила лицо короля во время нашего разговора и заорала. Я кричала, драла себе волосы и царапала лицо. Ньюке-Чоль смотрела на меня молча и сурово.
На рассвете туатлин доплыл до Хотталара. Я долго не могла сойти на берег. Сил у меня не осталось. Я лежала, распластанная, на его голове и никуда не хотела идти. Я готова была умереть здесь и сейчас. Но Ньюке-Чоль, уснувшая во время нашего плавания, проснулась и захныкала. Она хотела пить. Туатлин нетерпеливо забил плавником. Интересно, увижу ли я когда-нибудь его хвост? Узнаю ли, как он выглядит целиком?
Мы сошли на берег. Маяк видно отовсюду, и дом моих единственных знакомых в этом городе найти было нетрудно, но что я им скажу? Пустят ли они нас? Одно дело – помочь девушке на базаре продать игрушки, и совсем другое – приютить двух беспризорников. Вернулась ли их дочь Мия, нашлась ли? И где мы будем жить, если нас прогонят из этого дома, приткнувшегося к огромному маяку?
Я толкнула калитку. Голова моя гудела, исцарапанное лицо горело, ноги еле слушались. А Ньюке-Чоль хотела пить. И скоро захочет есть. Пусть нас прогонят, но ведь не сразу же.
Эрли развешивала белье. Ей помогала светловолосая девочка. Я застыла у калитки, не зная, что сказать, но Ньюке-Чоль повела себя очень странно. Она бросилась к девочке, обняла ее за ноги, заливисто рассмеялась и залопотала:
– Чоль-чоль-чоль!
Девочка удивленно улыбнулась и погладила ее по голове. А Эрли увидела меня и воскликнула: