боятся избытка света
и делают вид, что засыпают.
Не надо во мне глубоко отражаться
и молчать так, что можно оглохнуть.
Не надо скользить вдоль меня и во мне,
как будто меня уже вовсе нет.
Искренность взгляда меня лишает тебя
близкой и далёкой,
таинственной и искренней.
Ещё раз дотронешься, я промолчу,
но сотворю в себе музыку такую,
что ты не сможешь не расслышать, не насладиться.
**
Я перепутал слова и понятья.
Я обошёл все преграды, но с тыла.
Ты припадаешь ко мне на плечо –
зверь, волокущий подбитую лапу.
Глажу по шерсти. Но взглядом иглистым
ты огибаешь моё отраженье.
Одной не остаться бы в жёлтой ночи!
И не заплакать бичом на вокзале
( не нахожу трафаретов с названьем).
Не сдаться. Не дрогнуть,
вдруг разомкнув межпозвоночные диски.
Только б ты поняла меня, но настолько,
чтобы оставить пролет для пролетки.
Ты хочешь отдать мне
себя однажды. Надолго.
И так мучительно-
счастливо гадать и гадать
на чувствах моих и своих
в антрактах любовных.
На тоске, что стоит нас тех,
затерянных в чувстве новом,
как будто меж нами тогда
и нами сейчас знак равенства есть.
Быть в чём-то похожими
на роскошь идей Ренессанса,
что тоже немного печальна
под шёлком безбедности,
как женщина, что только
однажды была желанной .
Грустить и грустить, потому
Что (странно выходит
ведь!) в веселье, в беспечности
воззвать к тому времени,
что между тобой и мной,
и чувством слепым – ждать.
Пусть возвращается
и пребудет до выдоха,
в бесконечность реалий
с которым войдем, где
уже ничто не проходит.
Снайперстиль
Особенное состояние Души
Наблюдение, пожалуй, самое необычное, но важное состояние творческой личности, какого бы уровня мастерства она ни была. В особенности это касается прозаика! Поэт может побывать на седьмом небе, увидеть – и там жить можно! Прозаик всю жизнь прижат к земле, как снайпер, слит с окружающим фоном: притих, чтобы не вызывать искажений объекта своим вмешательством. Он быстро врастает в место, где находится, будто кусок раскрошившегося кирпича на обочине, будто трамвай, дребезжа и громыхая пересекающий перекрёсток и мимоходом расплющивающий о рельс оброненную кем-то монету, больше похожий на движущийся набор выселенных откуда-то владельцев – необыкновенный сувенир из сундучка истории. Вдохновение для прозаика – это переполнение впечатлениями от увиденного. Поэт чаще старается схватить гармоники, витающие над явлениями, прозаик всегда копошится в подноготной самих явлений.
Когда-то отец принёс мне необычную книгу: «Меткие стрелки». В ней в самых мелких деталях описывалось искусство меткой стрельбы. Педантично, от главы к главе изучались приёмы охотников и воинов, умевших поражать цель, не обнаруживая себя. Рассматривались все изобретённые человечеством приспособления, позволявшие остаться не обнаруженным, все виды оружия снайпера. Я с увлечением многократно перечитывал книгу, с братом мастерил арбалеты, стиснув зубы,– если пружина или тетива вырывалась из пазов и зажимов. Потом я часами тренировался по-снайперски сканировать местность – чтобы не упустить ни одной мелочи. Наблюдать за обстановкой так, чтобы сразу фиксировать в памяти каждую особенность объектов, пересечение их теней, оттенки красок. Потом надо было незаметно юркнуть в выбранное заранее укрытие, затаиться и оживить в памяти картину, заострив внимание на тех деталях, которые скрыты за первым впечатлением. Потом надо снова выглянуть и понять: как изменилась обстановка, как она представилась с другой точки обзора. Словом, в книге той раскрывалась хитрая наука: как глядя на доступное всем, заметить то, чего большинство не разглядело до конца.
Хорошо, что полученные навыки мне так и не пригодились по прямому назначению: незаметно убивать, зато я обрёл особое наслаждение – состояние Души, умеющей видеть, а не только глазеть.
Кафешка в спальном микрорайоне
Это произошло на бульваре Комарова. Едва я свернул на эту улицу в той точке, где она пересекается с проспектом Космонавтов, сразу выделил одноэтажное строение, расположившееся в уютной низинке между панельными многоэтажками – безликими бетонными термитниками для людей. Весьма современные, однако, уже прочно обжитые коробки, собранные достаточно надёжно, чтобы в них прожило и успешно умерло 5-6 поколений россиян. Каждое из строений, обступивших одноэтажное здание, пережило уже по 3-4 пожара, с полсотни затоплений и почти столько же внутренних перепланировок, порядка тысячи семейных раздоров, когда в ход шли тяжёлые средства убеждения: сковородки или скалки; и, невзирая ни на что, не вызывало никакого сомнения то, что они выдержат втрое больше.