(Кельнский кодекс, 79-93)
[Со слов] учителя Барайеса:
Мар сказал: “Я много спорил с каждым из них, кто придерживался их закона, спрашивая их о пути Бога и о заповедях спасителя, и о крещении, и о растениях, которые они ритуально омывали, и о каждом из их законов и постановлений, по которым они жили.
Когда я объявил неверными их учения и тайны и отрекся от них, показывая, что они не получили те вещи, которым следуют, от заповедей спасителя, некоторые из них удивились; но другие обозлились и в злобе своей сказали: “Не собирается ли он перейти ко грекам?”
Когда я услышал их мысли, я по-доброму сказал им: “Нет никакого смысла в ритуальных омовениях, которыми вы очищаете свою еду. Ведь тело само по себе нечисто и сделано из говна и плесени. И как же, когда кто-то очищает еду и потом берет из нее после ее ритуального омовения, понятно, что от еды происходит кровь, желчь, говно, блевотина и всякое ссанье. Если кто-нибудь несколько дней воздерживается от еды, всякому понятно, что все эти позорные и грязные вещи в теле ослабляются и прекращаются. А если кто-то опять берет еду, они снова появляются в теле, из чего ясно, что именно от еды они и умножаются. Если кто-нибудь берет еду, которая ритуально омыта и очищена, или берет от еды, которая не омыта, понятно, что красота и сила его тела та же самая. Грязь и говно, которые получаются в обоих случаях, друг от друга не отличаются. И поэтому непонятно, чем же отличается ритуально омытая еда, когда ее высирают, от той, которая ритуально не омыта.
И когда вы ритуально омываете себя каждый день в воде, в этом тоже нет никакого смысла: ведь если вы уже очищены и чисты, зачем омывать себя каждый день? Ведь из этого очевидно, что вы каждый день делаетесь грязными, и из-за своей грязи вы себя и омываете, чтобы стать чистыми. Итак, совершенно ясно, что все загрязнения происходят от тела. Но вы и так всегда одеты в тело.
Итак, посмотрите на себя и увидите, в чем чистота, ведь нельзя полностью очистить тела; ведь каждый день тело движется и успокаивается, высирая из себя говно. И это происходит без повеления на то спасителя. Та же чистота, о которой говорится - это чистота от знания; она заключается в отделении света от тьмы, смерти от жизни, живой воды от водоворота; ведь вы должны знать, что каждый (…) от других, и вы сохраните заповеди спасителя, чтобы он освободил вашу душу от разрушения и гибели. Это поистине самая истинная чистота, которую вас и умоляли соблюдать. А вы от нее отвернулись, и стали мыться и умывать тело, которое невероятно грязное и сделано из говна, из грязи все тело сгущается и принимает свою форму.
Когда я сказал им это, и отменил, и отверг то, чего они придерживались, некоторые из них удивились и восхвалили меня и начали считать меня учителем и руководителем. И по моему поводу начали распускать разные слухи. Некоторые считали меня за пророка и учителя, некоторые говорили: “Через него поет живое слово, сделаем его учителем нашего учения”. Другие говорили: “Может, с ним тайно говорил какой-то голос, и открыл ему то, о чем он говорит”. А другие предполагали: “Что-то появилось ему во сне, и он теперь говорит то, что он сказал”.
Другие спрашивали: “Не исполнение ли это пророчества наших учителей, которые говорили - молодой человек восстанет из нас и придет как новый учитель, и подвергнет сомнению все учение, как и прародители наши говорили об “остатке одежды”” Однако другие говорили: “разве он не говорит о грехе, и разве он не хочет свести наш народ с пути и расколоть учение?”. Еще другие были наполнены злобой и гневом и требовали моей смерти. Другие говорили: “Это враг нашего закона”. И некоторые: “Не собирается ли он пойти к язычникам и есть там хлеб с греками? Ведь мы слышали как он говорил, что можно есть хлеб. И подобным образом он говорил, что логично и можно есть виноград, и пшеницу, и овощи, и фрукты, которые наши предки строго запретили нам есть. И также он объявляет, что ритуальное омовение, которое мы практикуем, неверно, и не омывается ритуально, как мы, и не очищает свою пищу, как мы”.
Тогда Сита и его товарищи увидели, что я не сдамся на их убеждения, но постепенно уничтожу и отменю их закон и их пищевые ограничения, и что я не совершаю ритуального омовения как все они. Когда они увидели, что я пошел против них во всех этих делах, Сита и большинство его старейшин собрали по моему поводу заседание. Они позвали также дьякона Паттака и сказали ему: “Твой сын отвернулся от нашего закона и хочет вернуться в мир. Эти вещи, которые мы запретили и не едим, белый хлеб и фрукты, и овощи, он этого не придерживается, и разрешает держать все это в руках. Он отвергает ритуальное омовение. Он хочет есть хлеб с греками”. И поскольку Паттак видел их большое возбуждение, он сказал им: “Позовите его сами и убедите его”.