– Где‑то около сотни, – смущённо пожал я плечами. Мы уже какое‑то время прошли по широкой улице, ведущей в порт, и теперь свернули на совершенно неосвещённую улочку. Если по центральному проспекту ещё встречались горящие фонари, пусть и через один неработающие. То здесь можно было хоть глаза выколоть! Всё что увидит простой человек – это силуэты крыш на фоне облачного неба, да пару луж на земле. В какую дыру мы идём вообще?
– Пф! Отлично. Два против сотни…
– Что поделать, в те времена когда писались многие религиозные тексты, мужчины правили миром и политикой. Духовенство тоже всё сплошь было мужским, за редким исключением. Женщины начали восприниматься всерьёз лишь пару столетий назад. Да что говорить, если наличие души у женщин люди этой религии признали всего за три с половиной столетия до моего рождения. То есть до рождения первого человека, что я поглотил. Что и получило отражение в тех писаниях. Не я это придумал!
– Ну хорошо. А сам ты какое имя мне дал бы?
– У меня в голове есть сразу два подходящих образа. Аралим – огненный страж, ангел трона. И Уриэль – «Божье пламя». Является как ангелом исцеления, так и ангелом смерти.
– А почему они?
Несмотря на густую тьму, я заметил впереди какое‑то движение. А ещё дальше мой чуткий слух уловил звуки далёкой пьянки, дебоша и ругани, вперемежку с женскими визгами. Бордель? Трактир? Салун? Это был припортовый район, так что ожидать можно было чего угодно. Но мы так и продолжили идти, ничуть не сбавив наших шагов. Кого нам бояться? Да выступи против нас вся магическая гильдия столицы, мы выйдем победителями!
– Почему Аралим? Потому что мы с тобой собираемся построить сильнейшую империю во вселенной! И если я возьму на себя роль императора, сурового но справедливого, то ты можешь стать нашим покровителем и моим ближайшим соратником. Символом империи! Стражем и хранителем трона!
– Какое щедрое переложение! М‑м, да вы удивляете меня, господин император, – шутливо клонилась она одной своей головой, – А Уриэль?
– Уриэль – властвует над жизнью и смертью. Способный как исцелить больного, так и забрать жизнь того, чьё время пришло. Люди всегда безмерно уважали то, над чем не властны и чего не понимали: стихия, время и смерть. Эти явления всегда и во все времена будут вызывать у них благоговение. К тому же эти два имени прекрасно подходят как мужчине, таки женщине. Обращаясь к тебе «Аралим» или «Уриэль», никто не будет чувствовать при этом дискомфорт.
– Как странно, все эти ангелы так или иначе связаны с огнём. Интересно почему?
– Скорей всего потому, что огонь для человечества – самая страшная стихия, и она ассоциировалась всегда с гневом и карой богов. Согласись, что в древние времена пожар уносил жизни людей куда чаще наводнений или ураганов. А уж как жутко выглядят обгоревшие трупы… да и пахнут тоже, мм‑м‑м! Закачаешься!
– Ха, ну тогда это тебя должны звать Уриэлем! Это ведь ты лечишь и сжигаешь людей. Чем не ангел жизни и смерти?
– Оу, нет! Нет, милая, до Уриэля мне далеко. Скорей уж имя Пахадрон подойдёт лучше. Ангел террора куда более полно отражает мою опасную суть. В конце концов я не витаю в облаках, и вполне понимаю какой кровью обернётся завоевание всего мира, а значит террора против власть предержащих будет в избытке. Объединить его мирным путём просто невозможно – слишком много диаметрально противоположных по своей сути культур, верований и традиций. К тому же чуть не на каждом клочке суши существует множество центров силы, что будут защищать свою власть до последнего. И выковать из всей этой мешанины что‑то объединяющее людей, что‑то что способно стать основой страны размером с пару тройку галактик, видится мне не менее колоссальной задачей чем сама война с кварцидами!
– Да, я тоже об этом думала… И мне страшно от этого, Вальтер. Сумеем ли мы сохранить себя, пройдя через всю эту кровь? Я пожертвовала всем что имела не для того чтобы извратить людей до состояния безумных демонов… – слова ангела упали на благодатную почву. Я также беспрестанно думал над этим вопросом. Ведь та же история настоящего Империума, придуманного на Земле, была весьма мрачной. В нём существовало столько жути, что волосы на голове вставали дыбом. И даже сам император в итоге обратился в живой труп, сидящий на золотом троне…
– Кодекс, – выдал я самое очевидное решение, – Мы должны составить для нас самих кодекс из нескольких незыблемых правил, что будут ограничивать наши поступки. Для нас с тобой! На что мы готовы пойти ради силы Империума и выживания разумных форм жизни, не только людей. А на что не готовы ни при каких обстоятельствах!
– Кодекс. Звучит хорошо. И каким будет первый пункт? – вновь повернулась она ко мне лицом. Отчего я вновь сумел взглянуть в эти невероятные глаза, переливавшиеся золотыми искрами. Честно говоря, чем чаще я смотрел в них, тем глубже тонул в этой изумрудной зелени, смешанной с золотом. Отчего в такие моменты в памяти даже меркли образы моих наложниц, бывших невероятно красивыми женщинами…
– Весь Мир – Империум! – гордо выпалил я, сумев отвести от ангела взгляд, – Империум превыше всего!
На этот мой пафос девушка тут же беззлобно рассмеялась, прижавшись грудью к моему плечу.
– Ты такой серьёзный, что даже смешной. Вальтер, в этом весь ты…!
Рядом послышалось шумное дыхание, и на нас выбежал женский силуэт, в испачканном грубом платье. Она испуганно оглядывалась, от кого‑то убегая, но стоило женщине увидеть нас, как она тотчас бросилась ко мне.
– Сэр, помогите! Спасите, меня хотят обесчестить! Они… они…! – подбежав ко мне вплотную, женщина резко выстрелила своей рукой в мой живот, но зажатый в её ладони тонкий стилет, больше похожий на заточку, бессильно замер в воздухе, неспособный меня коснуться. И сколько бы та ни прикладывала усилий, моё магнитное поле было сильней! – А..? Что за…? – но её недоумение длилось буквально мгновение, после чего она попыталась предупредить подельников, – Чар..!
В следующую секунду клинок выскочил из её вспотевших рук, резко развернулся, и молниеносно впился в её подбородок, мгновенно вонзившись в её мозг. Только рукоять наполовину осталась торчать под челюстью, закрывая созданную мной рану. Тело женщины, опухшей от побоев и пьянок, чуть дёрнулось, мигнуло красными от наркотиков глазами, после чего упало назад, шумно стукнувшись головой о брусчатку.
– Зачем так жестоко? – недоумевающе поглядела на меня ангел. Тотчас со всех сторон из теней повылазили грабители, с криками угроз рванувшись к нам, но не успел я хоть что‑то предпринять, как они кулем уткнулись в землю, обронив своё нехитрое оружие: дубинки, мешочки с песком и прочие прелести.
– От неё смердело смертью и разложением. Скольких она убила таким вот выпадом только время ведает, но уж точно не один десяток. Да и жить ей оставалось в лучшем случае год. Наркотики и венерические заболевания (в том числе сифилис) не способствуют долголетию, знаешь ли. Считай я только что спас часть тех людей, что могли стать её жертвами в оставшийся год её жизни.
– Но ты же мог поставить на неё печать!
– Мои силы не бесконечны, милая. Сколько я смогу поставить печатей? Сто тысяч? Двести? На весь мир этого бесконечно мало, и тратить их без всякой пользы не вижу смысла. Каждый человек сам куёт свою судьбу! Ты смотри, эти утырки даже ножи не вынули. Меня значит собирались зарезать, а тебя хотели живьём взять. Для утех… Или чтобы в рабство продать. Вон, мешочки с мокрым песком, дубинки, верёвки, один даже сеть тащил, – отпинывая названные предметы, я осмотрел ублюдков, принявшись ставить печати очищения на каждого из налётчиков, попутно одаривая череп каждого пентаграммой власти, выжигал её прямо под кожей на их костях. Чтобы было незаметно. – Порт ведь рядом. Захватил бабу посмазливее, или ребёнка какого, продал на заморский корабль, и всё! Никто и концов не найдёт.
Печати власти я ставил не просто так. Это позволит мне не только видеть и слышать всё что видят они на любом расстоянии, при желании, но и проследить чтобы муки совести от печати очищения не привели к нервному срыву или сердечному приступу, когда болезные очнутся. Очень уж грехов на них было много – смердели немногим лучше той шлюхи‑наркоманки.