— Тц! Не получилось. Гнилой слишком, — барон стряхнул пепел со своих сапог, после чего ещё раз осмотрелся вокруг. Благодаря чему успел заметить, как за раскидистыми кустами метрах в пятидесяти, ближе к реке скрылась чья-то чумазая мордаха.
«Юноша, лет двенадцати» — машинально отметил он про себя. Подошёл ближе, и сразу услышал сдавленный шёпот.
— Да я те зуб даю, он дядьку Пахома только что сжёг!
— Показалось тебе… Разве ж в нашу глухомань отправили бы пирамта? Этак тебе и драконы мерещиться начнут. Айда лучше в поле, а то опять вожжами попадёт!
Двое мальчишек, спрятавшись среди густого ивняка, что рос рядом с оврагом, явно что-то мастерили, ибо звук строгания ножом по дереву барон Кёнинг помнил с детства.
— Ага, в поле. Урожай наш так и так заберут, а мы хоть рыбы наосрожим ночью — всяко жить сытнее будет. А возжи уж переживём… мамка не лютует.
Пару секунд было молчание, сопровождаемое строганием деревяшки.
— Так, а если не привиделось? Если и правда дядьку Пахома барон сжёг? — опять заговорил внимательный юноша.
— А туда ему и дорога, тады. Грешно так говорить, но он папке мому аж вдвое налог на этот год повысил, якобы тот норму на барских полях не делает.
— А чего так? Он же у тебя с рассвета до заката с согнутой спиной.
— А потому что мамку не дал в обиду! Она ж у меня ещё красавица, дойки во(!) вот дядька Пахом и навострился клинья подбивать — а батя ему морду-то и начистил. Ещё и про лес припомнил, который дали позволение свалить, что тот мол налево его сплавил, а с обществом не поделился.
— Ага, ты ещё пойди докажи это имперским дознавателям. Одним разом уже пытались, да говно какое-то вышло. А за самосуд нас тут всех порешат…
— Здоров, орлы, — неожиданно в природный закуток меж четырьмя густыми ивовыми кустами, где был даже небольшой костерок и бревно для сидения, вклинился сам молодой барон!
— Здравия вам желаем… — пробормотал сухощавый, даже скорей тощий мальчишка с чумазой от копоти мордой, жутко растерявшись. В руках его был маленький ножичек, вероятно сапожный, и тонкая длинная острога, кою тот готовил для рыбалки. Оба парня глядели на юного барона испуганно, но с любопытством.
— Хм. Нет, так дело не пойдёт! В вашей жизни, парни, слишком мало огня, — улыбнулся барон, после чего молниеносно дотронулся указательными пальцами до лбов обоих мальчишек. Белое пламя скользнуло по его пальцам, впиталось в тела ребят, и те сразу раскраснелись, пошатнувшись.
По своей юной природе они ещё не успели загнить, так что и боли особой не испытали, но зато едва тлеющее пламя их натуры легко удалось раздуть, укрепив будущие характеры! Ещё и от нескольких хворей очистить повезло: в одном были какие-то паразиты, а у второго нога загноилась. Так что опасная процедура пошла им только на пользу.
Глава 2
Двое мальчишек после натурального крещения огнём взглянули на мир другими глазами. Из взглядов их пропали страх, неуверенность в себе и сомнения, зато решимости было хоть отбавляй. Нет, они смотрели на барона Кёнинга не с вызовом, не нахально, а просто были готовы жить на полную, ожидая от юного господина новых слов или пожеланий.
— Мне нужны помощники, глаза и уши в деревне, и окрестностях. Плачу кормёжкой от пуза и добрым отношением, — юноша улыбнулся отощавшим ребятам, явно страдавшим от недоедания. Хорошо ещё рахита не было! И этот вопрос он тоже собирался решать, но всё по порядку.
— Мы готовы, господин! Скажите только, что делать!
— Ха. Для начала хоть представьтесь.
— Я Марк! — вскочил тот самый глазастый мальчуган, что заметил расправу над Пахомом.
— А я Рико! — вскочил второй, с ножом и острогой в руках.
— Считать умеете?
— Нет, господин, — синхронно замотали ребята головами.
— А старшие умеют?
Марк:
— Кто как. Землю да мешки с зерном считать мой батька разумеет. А что посложнее уже дудки!
Рико:
— Ага, у меня этим мамка владеет. Батька всё больше руками любит работать. Но вот писать на имперском не умеет никто кроме дядьки Пахома.
— А и не надо. Сгоняйте бегом по полям, скажите барон приказал узнать кто сколько земли в личном пользовании имеет. Сколько земли барской распахано, и какая животина есть у кого — для учёта надо. Пусть к вечеру к избе моей подойдут по человеку от семьи, да мне доложатся.
— А как же дядька Пахом? Он деревенским запретил к вам подходить, говорит, чтобы немытыми рожами не смущать.
— Кончился Пахом. Воровал у меня, падаль скользкая, так я его наказал за это! Так что всеми делами буду лично теперь верховодить. Усекли?
— Ага-ага! — радостно закивал Рико. — Усекли, господин!
— Тогда бегом марш! Чем скорей обернётесь — тем быстрей поедите!
Мальчишек словно ветром сдуло, так что из кустов выбирался Вальтер в одиночестве. И тут же прошёлся по всей деревеньке от реки до леса и обратно. Не забыв издали глянуть на поля, засеянные какими-то злакам. Заглянул в пару пустых землянок, оглядел личное хозяйство и скарб своих холопов, тотчас придя в глубокое уныние. Кроме как мраком и безнадёгой жизнь этих людей назвать было нельзя! Вдруг Вальтера привлёк странно знакомый звук…
— Ребёнок плачет что ли? — навострив слух, он направился к источнику, очутившись вскоре в тёмной длинной землянке, где лежала одинокая малышка. Месяцев шесть от роду, если он хоть что-то в этом понимал. Девочка распинала пелёнки, ибо описалась и обкакалась, хотя казалось при таком истощении и какать-то особо будет нечем. Глазки её заплыли какой-то дрянью, по которой уже ползали мухи, пупок тоже гноился, хотя давно должен был бы зажить, а рёбра её буквально выпирали сквозь кожу. Плачь девочки и вовсе был какой-то хриплый и слабый. Такого надругательства над новым пламенем жизни Вальтер стерпеть никак не мог!
— Тише-тише, хорошая, сейчас, — он взял её аккуратно на руки, выпутав из тряпок, выпустив по округе белое пламя очищения. Всю землянку вскоре затопило целое море огня, жадно испепелявшее всю ту заразу, что скопилась во влажной земляной яме, пожирая в том числе и грязь, что налипла на кроху. Вынеся её на свежий воздух, Вальтер столкнулся с измученного вида женщиной, с ужасом глядевшей на него во все глаза. Суконное платье всё было в пыли, босые ноги покрыты мозолями и грязью, а под глазами выделялись чёрные круги усталости. И дополняла этот жалкий образ ранняя седина, выбивавшаяся из-под грубого платка без вышивки.
— Маля! — мальчишка лет шести, что крутился под ногами матери попытался броситься к сестре, но женщина его ухватила железной хваткой и заткнула рот, заставив замолчать. Но даже теперь ничего не сказала, продолжая с ужасом наблюдать за происходящем.
Барон Кёнинг же перестал обращать внимание на незнакомцев, вновь распалив белое пламя. Руки его и девочка в них мгновенно потонули в языках пламени без остатка, отчего женщина перед ним едва не рухнула в обморок прямо там, где стояла. Но этот факт он отметил как-то отстранённо, ибо сейчас был занят куда более важным делом — пытался сохранить этот слабый огонь новой жизни, очистив его от разъедающей скверны! Девочка плакала, надрывалась, ибо очищающее пламя приносило ей боль. Паразиты, и болезни, аллергия и раздражение, инфекция внутри и снаружи, истощение и гнойники, барону приходилось работать почти ювелирно, но даже так боль для малышки была очень сильна.
Так что не удивительно что, когда он закончил, собравшиеся рядом запыхавшиеся потные женщины с деревянными лопатами и двузубыми вилами в руках стали для него сюрпризом. Как и для них стала сюрпризом живая, и главное здоровая Малечка, что лежала на его руках. Белое пламя пироманта не тронуло малышку!
— Возьми свою дочку. Теперь она здорова, — желая разрядить обстановку, Вальтер протянул младенца заплаканной крестьянке. Та едва не вырвала её из рук юноши, прижав к груди и разревевшись наконец в голос.