– Я понял твой вопрос, Ибрагим-уста, – ответил гость, в свою очередь тоже немного помедлив. – Эта сабля принадлежала человеку, который был дорог мне, поэтому и она дорога мне, как память о нем. Что случилось с ним, могу лишь гадать, до конца мне это неизвестно, хотя, вероятнее всего, он уже давно слушает флейтисток в благословенном саду Аллаха, да будут славны девяносто девять имен его. При каких обстоятельствах оказалась разрублена эта сабля, которую я знал как лучшую из всех сабель, что перевидал на своем веку, – мне тоже неведомо. Может быть, ты и прав: только дэву и джинну по силам такое, да еще шайтану, хозяину их, будь проклят он в веках. Некоторое время назад я получил эту саблю уже такой, какой ты ее увидел, и сказать более ничего не могу. Не все ведомо человеку, что сотворяется по воле Аллаха. И не все должно быть ведомо. Иншалла…
Пришелец так и не назвал своего имени, а кузнец так и не спросил его. По обычаю даже принятый внутрь дома гость может жить три дня, питаясь хлебом хозяина и оставаясь не названным. На третий день, правда, он или должен назвать свое имя, сказать, кто он и откуда, – или же ему подобает уехать. Однако незнакомец в черном тюрбане поверх шишака был не только гостем, которым становятся просто по праву вхождения в дом, но еще и заказчиком, а заказчики иногда хотят остаться неизвестными. Мало ли, может, он будет грабить караваны где-нибудь в Аравии и Албании, или пиратствовать под Мальтой, или, наоборот, верно служить султану, скрещивая клинки на крепостных валах под Веной… Это его выбор. Мастер должен хорошо знать свое дело, а не задавать вопросы, на которые заказчик, возможно, не очень-то хотел бы давать ответы.
– У меня много врагов… – сказал гость, когда уже уходил. – Мое имя, окажись оно произнесено вслух, могло бы навредить как мне, так и, не исключено, даже тебе, мастер.
– Если у человека много друзей, значит, у него и много врагов, – кивнул оружейник. – Иногда даже у младенца есть враги, и у умершего тоже. Так было, есть и будет среди людей…
Кёсем проснулась, как от толчка. Картал вытянулся на самом краю их общего ложа, до предела сместившись в сторону, чтобы оставить ей как можно больше места. Наверно, он намеревался вообще не спать, хранить ее покой – но вот сморило его.
Она встала. Оделась в темноте, быстро и бесшумно, с привычной сноровкой. То облачение хасеки-султан, в котором ей пристало посреди дня расхаживать по дворцу, в одиночку не наденешь, нужна специальная служанка, да вторая – для прически, да третья – для головного убора… По счастью, старшие слуги во дворце знают, что у Кёсем то три, то пять ночей в неделю – «время кошачьего шага», когда она под утро или прямо посреди ночи незримо, но лично проверяет, крепок ли сон юных гедиклис, убрано ли в их комнатах, должным ли образом несут ночную стражу палатные евнухи и расторопны ли коридорные служанки.
А для таких проверок уместно простое платье, удобные мягкие сапожки и широкий темный плащ, под которым при случае можно скрыть не только фигуру, но и лицо.
Про сон, из которого только что вынырнула, она помнила, конечно. И не сомневалась, что он вещий. Уже умела отличать такие сны от обычных, потому как несколько раз в жизни они были ей ниспосланы… Дар это или, наоборот, наказание?..
Картины его в сознании всплывали скорее смутно, но она знала: когда придет время – все вспомнится отчетливо. Вот только воспользоваться этим, скорее всего, не выйдет. Может быть, Аллах действительно хочет просветить людей, вливая им по ночам в голову вещие сновидения, но понимание их – не для смертных.
Давний сон, в котором присутствовал беглый шахзаде Яхья, тому порукой. О чем он, тот сон, поведал? О гибели Яхьи где-то в неведомом море или… или верны те смутные слухи, которые с недавних пор сообщают шпионы Блистательной Порты, неустанно трудящиеся на балканском приграничье?
Впрочем, все прошлые сны так или иначе были устремлены в будущее, а этот… этот, кажется, заглядывал в давно прошедшие времена, в пору царствования… кого же… Мехмеда Фатиха, кажется, султана-завоевателя. Неужели существует что-то, способное продлить свою значимость через пропасть стольких лет, даже, получается, веков?..
Существует, конечно. Блистательная Порта свой срок отмеряет именно веками.
Это надлежит обдумать.
Так что там было, в том сне? Что-то связанное с могуществом камней… и стали… Какой-то мальчишка в странном одеянии…
Больше ничего не вспоминается прямо сейчас. Значит, время еще не пришло. Пусть полежит сновидение, как браслет в закрытом ларце, пусть созреет, как виноградная гроздь…
Опустилась на колени рядом с мерно дышащим Карталом, склонилась к нему вплотную, чтобы поцеловать, – и раздумала. Ей тоже следует беречь его сон…