– Была бы ловушка, а воришка в неё попадёт, – сказал я Кышу, вернувшись.
20
Когда пришли с работы папа и мама, я им всё рассказал про ловушку и попросил не вынимать из ящика журнал.
Попало мне за то, что я не успел сделать уроки. А за всё, что натворил Кыш, меня неожиданно не ругали. Мама только строго напомнила про испытательный срок и не удивилась, когда я, подёргав верёвочку, сказал Кышу:
– Свет!
Он подпрыгнул – и люстра зажглась.
Папу это не обрадовало. Он был злой и небритый и с неприязнью косился на Кыша.
Вдруг мама обратила внимание на сноп красных солнечных лучей, бивших в окно. Кыш сидел в конце этого снопа прямо в центре большого зайчика и вилял хвостом. Папа посмотрел и ничего не понял. Я тоже не понял.
– Кыш виляет хвостом и поднимает всю пыль в квартире. Она столбом стоит. Вот в лучах всё видно, – объяснила мама.
Тут мы с папой, конечно, заметили, как в солнечном луче носятся миллиарды пылинок, поднятые в воздух Кышевым виляющим хвостом.
– Новое дело, – хмуро сказала мама. – Теперь всё будет в пыли. А я буду ходить за Кышем с тряпкой и всё вытирать. Спасибо!
– На место! – крикнул я Кышу, топнув ногой.
Он, поджав хвост, поплёлся из комнаты, не понимая, за что я на него крикнул.
А папа захотел отыграться за то, что ему не дали кость, и за то, что он небритый. Он сказал маме:
– Одно из двух: или мы совместно будем каждый день бороться с пылью, или ампутируем нашей собаке хвост. Сведём, так сказать, на нет виляющий момент, и всё будет в порядке. И вообще: если щенок вносит в нашу жизнь столько неудобств, то, возможно, следует ему подыскать новых хозяев? – Папа начинал расходиться. – А ты хочешь остаться на второй год в первом классе? Почему не сделал уроки? Думаешь, обучать щенка важней, чем учиться самому? Он уже сам зажигает свет, а ты никак не научишься читать по слогам!
– А зачем меня в школу отдали? Я самый маленький в ней! Меня дразнят Двумяпортфелями! Надо было написать в метриках, что я родился второго сентября, а не тридцать первого августа. Я бы ещё год ходил в сад и читать научился, – сказал я и тут же пожалел об этом.
– Так, значит, если бы ты тогда умел говорить, ты посоветовал бы мне подделать твои метрики? Тебе жаль, что ты в начале жизни не обманул государство? – тихо спросил папа.
Я замотал головой, потому что не помнил, чтобы у меня когда-нибудь появлялось такое желание.
Мама молча всё это слушала. У неё с папой – я ещё раньше понял – был договор: когда он меня ругает, она молчит, а когда она – помалкивает папа.
– Митя, если ты кончил, то скажу кое-что я, – наконец вмешалась мама.
– Нет! – заупрямился папа. – Разговор далеко не окончен! Прошла целая школьная неделя, а в твоих тетрадках кляксы и какие-то червяки вместо прямых линий! У тебя, может быть, дрожит рука?
– Она как-то не двигается, – сказал я.
– А при разборке моей кинокамеры у тебя двигалась рука?
– Двигалась, – сказал я.
– Короче говоря, мне всё ясно, – заявил папа и после этого неожиданно потребовал, чтобы в течение завтрашнего дня Кыш был обучен не наливать на полу лужи.
– Митя! Пойдём подышим свежим воздухом, – вдруг предложила мама.
Это значило, что она не хочет, чтобы я присутствовал при её серьёзном разговоре с папой.
– Там холодно, – поёжившись, сказал папа.
– Надень пальто.
– Но оно на полатях.
– А ты достань. Пора, – сказала мама, и папе, ко всему прочему, пришлось доставать пальто, а мне снова держать стремянку.
Потом они ушли дышать свежим воздухом.
Кыш уныло лежал на матрасике. Он как будто чувствовал себя виноватым.
«Завтра привяжу его, когда пойду в школу, пока привыкнет не устраивать везде ералаш», – подумал я и посмотрел в окно.
Папа и мама не спеша ходили по скверику. Папа что-то горячо доказывал, размахивая руками.
Я сел за уроки и начал новую тетрадку. А Кыш встал за стул, стоявший перед моим столиком, и смотрел, как я вывожу пером чёрточки и нолики и макаю ручку в чернила. От интереса он высунул язык, но не мешал мне. Наоборот, у меня получилось несколько очень ровных палочек с хорошим нажимом и совсем мало клякс. Потом я учился читать по слогам.
Потом вернулись мама и папа. Папа сказал:
– Знал бы, никогда не стал бы есть пуд соли с этим человеком! Предатель дружбы!
– Всё-таки, по-моему, ты неправ, – сказала мама. – И пока не признаешь это, будешь злиться.